Главная страница

Мы в соцсетях











Песни родной Сербии







.......................




/8.2.2009/

Убиение генерала Павловича

История государственного переворота, совершённого в столице Сербии в ночь на 29 мая 1903 года и завершившегося убийством короля Александра Обреновича и его жены Драги, более или менее известна в мировой литературе. Однако мы совсем не зря употребили здесь эдакое неуверенное — «более или менее». Несмотря на кажущуюся «прозрачность» путча, ряд его важных деталей интерпретированы исследователями неверно, чему подтверждением служат слова последнего живого заговорщика (в том роковом мае девятьсот третьего — безусого подпоручика) Боривоя Йовановича, сказанные им полвека спустя: «О том, что произошло 29 мая, писалось очень произвольно и неполно. Подлинная история ещё не написана! И у Драгиши Васича полно неточностей...» А некоторые обстоятельства и вовсе не известны. И это при том, что речь идет о событии, которое, сыграв роль революции, изменило всю историю страны.

     

     Об одном из таких почти скрытых доселе деяний, сопровождавших переворот, мы и расскажем. Но для начала следует ознакомить читателя с общей экспозицией, дабы облегчить затем восприятие предлагаемого сюжета...

     

     Итак, в час пятнадцать ночи отряд офицеров-заговорщиков — числом 28 человек, ведомый капитаном Драгутином Димитриевичем-Аписом, двинулся быстрым шагом из Офицерского дома ко дворцу. Примерно в два, разоружив охрану и взорвав двери, они вломились в королевские покои, где после долгих поисков обнаружили августейшую чету. Изрешетив Александра и Драгу пулями, пьяные офицеры сбросили их тела через окно во двор... Параллельно с этим две группы отправились выполнять другую задачу, поставленную главой переворота полковником Александром Машиным: ликвидировать на собственных квартирах сербского премьера генерала Димитрие Цинцар-Марковича, военного министра генерала Милована Павловича, министра внутренних дел Велимира Тодоровича. Для подстраховки!.. Около двух часов ночи (одновременно с нападением на дворец) экзекуция началась. Премьер и военный министр были убиты, а министр полиции — тяжело ранен... Кроме них жертвами кровавой ночи стали братья королевы — Никола и Никодие Луневицы. Но то уж была импровизация победителей.

     

     Детали гибели юных «принцев» (а оба они вели себя достойно под взведёнными револьверами «импровизаторов» во главе с Воиславом Танкосичем) хорошо известны. Обстоятельства же последних минут жизни генералов замолчаны или изолганы. Они

     ушли в небытие, и тина забвения сомкнулась над ними. И нет возможности отстоять себя перед потомками... Дело историка — вернуть забытые имена. Тем более один из погибших в ночь на 29 мая генералов был связан с Россией: 5 мая 1878 года Милован Павлович, тогда ещё молодой майор, был награждён орденом Св. Георгия 4-й степени «в воздаяние отличных подвигов, мужества и храбрости, оказанных в разновременных делах с турками в войну 1877-1878 годов». Старая фотография сохранила лик сербского офицера с белым крестом натруди...

     

     Далее мы и попытаемся реконструировать перипетии «последнего боя» генерала Павловича — увы, со своими. В этом нам поможет донесение русского военного агента, полковника Генерального штаба И. Н. Сысоева — соседа министра и непосредственного свидетеля событий. Кроме того, при комментировании документа мы воспользуемся и обнаруженным нами в Белграде посланием зятя генерала — майора сербского Генштаба Божидара Янковича экс-премьеру Владану Джорджевичу с описанием «ужасной ночи», когда и был убит его тесть. Итак, слово русскому свидетелю — мы впервые публикуем его рапорт от 4 июня за № 47.

     

      «Я был почти свидетелем убиения сербского военного министра генерала Милована Павловича во время кровавого государственного переворота в Белграде в ночь с 28-го на 29-е мая сего года, так как моя квартира находится в одном доме, на одной лестнице и рядом с квартирой покойного генерала (других жильцов в этом доме нет; в нижнем этаже помещаются лавки).

     

     Приблизительно около 2-х часов ночи я проснулся в своей спальне, смежной с парадной лестницей, от сильнейшего шума на ней, бряцанья оружия и ударов в мою парадную дверь. Быстро войдя в переднюю, я уже встретил в ней моего лакея; оба мы были в одном белье.

     

     Мой слуга серб отворил парадную дверь, против которой находится дверь в квартиру министра, и мы увидели, что вся площадка лестницы сплошь наполнена вооружёнными солдатами; но тотчас же три солдата направили но нас штыки со словами: «Затворяй врата (двери)».

     

     В это время с улицы уже слышались ружейные выстрелы, и я сейчас же догадался, что началась революция, так как знал, что е армии и в стране существует брожение и сильное недовольство реакционным режимом короля; неоднократно приходилось слышать, что всё это кончится плохо, что что-то готовится.

     

     Солдаты ломились в дверь министра, но она не поддавалась; тогда начали в неё стрелять в упор из ружей, а затем раздобыли где-то топор и вырубили дверь (я всё это наблюдал из окон своей квартиры, выходящих во двор, из которых видна площадка лестницы).

     

     Та же история повторилась и со следующей дверью, ведущей из передней в спальню министра; из спальни солдаты проникли в кабинет, где находился генерал.

     

     Одновременно с сим со стороны фасада происходило следующее.

     Против окон генеральской квартиры, прикрываясь деревьями, стал взвод пехоты и открыл огонь по окну кабинета генерала. Милован Павлович отстреливался из револьвера, пока не был ранен; говорят, что он первый начал стрелять; говорят также, что в окно было брошено три динамитных патрона и что генерал будто бы также их имел в запасе (он предвидел возможность революции и имел при себе три револьвера). Если действительно динамитные патроны были брошены, то они, значит, не разорвались, так как не было разрушений, свойственных динамиту.

     

     Всего было произведено не менее 60 ружейных и револьверных выстрелов, и в течение 20-30 минут, а может быть, и более, продолжались нападение и расправа.

     

     Этим кровавым делом руководил капитан инженерных войск Иосифович (Капитан Михаиле Йосипович-Кича командовал отрядом, назначенным для ликвидации генерала Павловича.), личный враг министра, которого, как сообщил мне один из участников заговора, М. Павлович будто бы преследовал всеми способами.

     

     Когда смолкла перестрелка и солдаты удалились, я вошёл в квартиру генерала, и глазам моим представилась картина полного разрушения; на полу валялись щепы, обломки мебели и домашней утвари, масса битого стекла, обвалившаяся штукатурка; всё изломано, исковеркано; повсюду на стенах и даже на потолке следы ударов пуль. Войдя в кабинет, я увидел убитого генерала, лежащего ничком в луже крови. На обезображенном трупе его найдено 17 штыковых и пулевых ран.

     Во время кровавой расправы с генералом объятые ужасом несчастная жена и взрослая дочь его скрывались на чердаке и остались живы; женщин вообще решено было не убивать.

     Покойный министр считался одним из главных деятелей проведения реакционных мер короля; кроме того, ему приписывались всякие служебные неправды и несправедливости.

     Генерал был кавалером ордена св. Георгия 4-й степени и умер как герой. Да будет мир душе его!

     

     По просьбе родных М. Павловича я принял на хранение в своей квартире его железный несгораемый сундук и некоторые вещи, в числе которых, быть может, есть служебные бумаги или иные документы, которыми может поинтересоваться нынешнее правительство. Последнее очень вероятно, так как бумаги погибшего в ту же ужасную ночь министра-президента Цинцар-Марковича были конфискованы и разобраны (в газетах были заметки об этом).

     

     Моя квартира не пользуется правом «внеземельности», а, потому, к сожалению, мне придётся передать вещи покойного генерала в распоряжение сербского правительства, если оно пожелает конфисковать их.

     

     На другой же день по смерти генерала к моей лестнице был приставлен караул, который охраняет генеральскую квартиру (семья М. Павловича выселилась; в квартире остались только вещи), а может быть, наблюдает за тем, чтобы хранящиеся у меня вещи М. Павловича не были вынесены его родными.

     Об изложенном выше печальном и угнетающем душу событии докладываю Вашему Превосходительству».


     

     ***

     

     Этот документ дезавуирует целый ряд мифов, что густым шлейфом тянутся за всяким путчем. А потому перед тем как высказаться по «свидетельству» Сысоева о смерти военного министра, обратимся к самому стойкому из них — весьма распространённой в публицистике и воспоминаниях (а иногда проскальзывающей даже в серьёзных научных трудах) версии о причастности России и её представителей к организации заговора. Так, сестра убиенной королевы Драги Обренович, Анна Миличевич-Луневица, всерьёз полагала, что «Чарыков (Николай Валерьевич — посланник России в Сербии.

     — А. Ш.) организовал даже некий «русский клуб», где под видом изучения русского языка сербские офицеры осваивали историю заговоров». И в результате — русским «удалось, наконец, найти восемь десятков подонков, которые согласились лишить жизни короля, королеву и двух её младших братьев...» И супруга погибшего премьера (генерала Цинцар-Марковича) Мария также «ощущала» участие в трагедии «руки Петербурга» — Чарыков будто бы желал «использовать движение офицеров в интересах России», а потому и предлагал «оказать моральную поддержку готовящейся перемене династий и свержению Обреновичей». И авторитетный исследователь Ва-са Казимирович даже не сомневался в том, что «Чарыков был связан с некоторыми заговорщиками и знал, что они замышляют». О том же писал его старший современник — Триша Кацлерович: «Царский посланник Чарыков был ознакомлен с планом заговорщиков. 29 мая он наблюдал из окна русской миссии за происходящим в королевском дворце, ожидая, что офицерский заговор ликвидирует Александра по типу былых переворотов при русском дворе...»

     

     Заметим однако, что материалы российских архивов (ГАРФ, РГВИА, АВПРИ) ничем не подтверждают данную версию: известие о перевороте, несмотря на все кружившие по Белграду слухи, о коих в Петербурге были наслышаны, произвело эффект разорвавшейся бомбы. Действительно, не странно ли, что донесения диппредставителя, военного агента и шефа балканской тайной агентуры в столичные офисы различались по ряду важных деталей. Так, например, в части, нас касающейся, Чарыков писал: «Между заговорщиками было условлено, что если им не удастся сразу убить короля, то по известному сигналу должны быть убиты на своих квартирах министры: председатель — генерал Цинцар-Маркович, военный — генерал Милован Павлович и внутренних дел — Веля Тодорович. Через полчаса после начала поисков условленный сигнал был дан, и назначенные для этого офицеры и нижние чины отправились к намеченным жертвам и их убили...» Сысоев же в донесении о перевороте подчеркнул, что «эта версия едва ли справедлива».

     Военный агент прав — нападение на дворец началось в два часа ночи. И в то же самое время он пробудился «от сильнейшего шума» у себя на лестнице. Это значит, что не было никакого получаса ожидания (и, соответственно, еще как минимум получаса, необходимого, чтобы добраться до цели), а министерская резня стояла в плане заговора изначально, являясь самостоятельной его частью.

     

     Но мы увлеклись; вернёмся к посланию Сысоева в Генштаб. Оно также показывает всю надуманность версии о русской причастности к убийству Обреновичей, причём на сей раз особенно наглядно — через бытовые мелочи. Вдумаемся, разве мог военный человек (предположим на миг, что он был в курсе готовящихся событий) «дожидаться» их, мирно почивая в собственной постели? Вряд ли такое вообще можно представить.

     

     И в связи с этим понаблюдаем за поведением австро-венгерского посланника в Белграде, барона Константина Думбы — а о возможном и, естественно, тайном участии Вены в событиях той ночи говорилось немало. О том же писал и академик Милорад Экмечич. Так вот, через десять минут после убийства королевской четы, по признанию самого дипломата, барон был уже в курсе дела. Часа не прошло, и мы видим Думбу, беседующего в дворцовом парке с главой переворота полковником Машиным. Получив необходимые гарантии и связавшись с австрийскими консулами в провинции, посланник успокоился...

     

     Донесение Сысоева в очередной раз показывает, что переворот 29 мая 1903 года был, вероятно, самым странным в мировой истории — ведь практически все (и в течение полутора лет!) слышали, что в среде офицеров куётся заговор против монарха («неоднократно приходилось слышать, что всё это кончится плохо, что что-то готовится»). Подозревали о том и представители режима — генерал Павлович «предвидел возможность революции и имел при себе три револьвера». И... ничего, никаких превентивных мер. Мало того, фатальные случайности нанизывались одна на другую. Несколько заговорщиков были арестованы, однако убеждённый министром в том, что присягнувшие военные чины не посмеют устроить путч и что в деле нет ничего серьёзного, король приказал прекратить следствие. Наконец, сам генерал, получив вечером 28 мая письмо от офицера Генштаба Милосава Живановича, в котором говорилось, что счёт пошёл на часы, а режим уже «на флажке», сунул его в карман с тем, чтобы прочитать дома, и... забыл. Нераспечатанное письмо заговорщики нашли в мундире покойного министра, а несколько дней спустя честный Живанович покончил с собой.

     

     Добавим и то, что 25 мая агент русской тайной полиции на Балканах Александр Вейсман, прибыв из Софии в Белград, предупредил коронованного тёзку Обреновича о готовящемся комплоте — перед нами, кстати, ещё одно «доказательство» отсутствия «русского следа» в белградской трагедии.

     

     Но меры опять-таки не были приняты: 27-летний монарх, не по годам уверенный в своём умении обвести вокруг пальца любого, комбинировал. Причём так «искусно», что до сих пор не ясно: хотел ли он расстаться со своею бесплодной женой (вопрос о престолонаследии стоял чрезвычайно остро) или же ввести в стране осадное положение. Как бы там ни было, вечером 28 мая премьер-министр Цинцар-Маркович подал в отставку, сохранив тем самым своё честное имя, а ночью случилась резня во дворце и на министерских квартирах...

     

     Далее, победители всегда подчёркивали «трусость» Милована Павловича. По их разумению, он (как и его несчастные коллеги) должен был быть не только физически ликвидирован, но и очернён в глазах потомков. Что им в какой-то мере удалось— в литературе, лояльной новой власти, все персонажи, более или менее близкие ко двору Обреновичей, обрисованы чёрной краской.

     

      «Когда солдаты подошли к дому военного министра, — «констатирует» один из современников, — он появился у окна и спросил, что они хотят от него. Те отвечали, что пришли его арестовать, на что генерал взял ружьё и начал стрелять. Солдаты ответили огнём. Увидев, что перестрелка может надолго затянуться, офицеры решили подняться на второй этаж и захватить его в квартире. Как только Павлович понял, что одному ему долго не продержаться, он бросил оружие и спрятался в большом шкафу. Офицеры выломали дверь и вошли в квартиру министра. Обнаружив, где скрывается министр, они открыли огонь из револьвера и убили его, а затем, вытащив из шкафа, вынесли тело на улицу».

     

     Схожая, но еще более оскорбительная для памяти георгиевского кавалера «картина событий» присутствует в другом «труде»: «Когда солдаты ломились в дом, военный министр не вышел к ним, но наоборот — в страхе побежал и спрятался в шкаф. Заговорщики обнаружили его и несколькими выстрелами через дверцы покончили с ним. А затем его мёртвого вытащили на улицу. Как же мог целый министр и генерал так трусливо погибнуть... Это лучшее доказательство того, каких людей назначал король Александр на высшие посты в армии и утверждал министрами».

     

     Позор трусу, одним словом!.. Но ведь ордена Св. Георгия так просто не давались. Что и подтвердила реальная, а не выдуманная гибель его сербского кавалера, который «умер, как герой». Мало того, о себе обречённый Павлович даже не думал. Во время штурма квартиры ему с помощью Сысоева удалось спрятать жену и дочь на чердаке, приказав супруге: «Уходи! Спасай ребёнка!», — как о том, со слов несчастной тёщи, написал впоследствии зять генерала.

     

     Как видим, рапорт русского агента позволил восстановить подлинную картину трагедии, и из-под наслоений клеветы «победителей», словно водяной знак на бумаге, проявился лик храброго боевого генерала, уже смертью своей доказавшего, что отнюдь не зря в своё время он был удостоен высшей военной награды России...

     

     И наконец, документ помогает уточнить некоторые детали, ускользнувшие в своё время от внимания современников. Причём чем дальше находился автор от места преступления, тем более фантастический вид приобретало оно под его пером. Так, один из русских «знатоков», к примеру, утверждал, будто «генерал Павлович сидел в кругу семьи, когда пришли заговорщики (в два-то часа ночи?! — А. Ш.). Он жил в одноэтажном домике, так что с улицы можно было видеть внутренность комнаты. Один из офицеров подошёл к окну и закричал, что король требует немедленно Павловича во дворец. Выглянув на улицу, Павлович сразу же сообразил, в чём дело. Он схватил револьвер и принялся стрелять. Стоявшие на улице ответили залпом, и генерал упал бездыханным трупом...». А между тем хорошо известно, что проживал он (как оказалось, на одной «лестничной клетке» с Сысоевым) во втором этаже дома, принадлежавшего «Обществу реконструкции Врачара», что на тогдашней Цветочной площади.

     

     Дом этот сохранился поныне. На его фасаде, как и ранее, начертано — «Общество реконструкции Врачара»... Сейчас это бойкий торговый центр, и спешащие по своим делам белградцы даже не догадываются, что происходило здесь в тёмную майскую ночь 1903 года.

     

     Кстати, именно с домом «Общества» связан наглядный образчик политической культуры, характерной для Сербии того времени... Мы здесь о пушкинской «милости к падшим», свойственной, впрочем, только натурам высоким. В письме Б. Янковича, зятя покойного генерала, читаем: «Относительно вида квартиры, в которой эти разбойники хозяйничали целых 10 минут, вы получите ясное впечатление, когда я скажу, что после нападения она выглядела так, будто черкесы её грабили и жгли. Довольно вам заметить только, что «Общество реконструкции Врачара», коему принадлежит здание, заплатило 2700 динаров на ремонт и... обвинило мою тёщу в разрушении стен и порче деревянных частей, требуя от неё компенсации (выделено в оригинале. —А. Ш.)...

     

      Георгиевский кавалер генерал Милован Павлович погребён в семейном склепе на Новом кладбище в Белграде. Правда, власти так и не дали родным с ним проститься, «перепутав» время церемонии. Его супруга умерла спустя два года и похоронена рядом с мужем...

     

     Источник: Журнал "Родина"