Рост внимания Белграда к Македонии объяснялся новыми геополитическими условиями, в которых оказалась Сербия после Берлинского конгресса 1878 г., когда оккупация Боснии и Герцеговины Австро-Венгрией привела к смещению векторов внешней политики Сербии, не отказавшейся от стремления к гегемонии на Балканах.
Проникновение Сербии в Македонию началось еще с конца 60-х годов XIX в. в форме сербской национально-культурной пропаганды, нацеленной на вовлечение македонцев в орбиту влияния Белграда. Так, в 1868 г. сербские власти создали специальный комитет для распространения сербского просвещения в Македонии и Косово. При этом официальные круги Сербии в обоснование своих территориальных претензий активно распространяли представление о значительном сербском этническом присутствии в Македонии. Так, виднейший сербский политик второй половины XIX в. Й. Ристич, относящий Македонию к Старой Сербии, указывал, что "сербы рассеяны по всем краям Старой Сербии: на юге до Охридского озера, до Крушева и Прилепа; а на востоке до Вране, Скопье, Куманова, Кратова и далее". По словам Ристича сербское национальное самосознание у них настолько ослабло, что они "едва ли знали, к какой народности они принадлежат, и довольствовались общим с болгарами названием христиане". Поэтому необходимо было пробудить у этих "христиан Старой Сербии" сербское самосознание через просвещение [10. С. 278 - 279].
После 1878 г. борьба за Македонию резко обострилась, так как Берлинским трактатом было создано Болгарское княжество, естественный центр притяжения для македонских болгар, а Сан-Стефанский договор создал очень опасный для сербской и греческой национальных программ прецедент присоединения Македонии к Болгарии.
Объединение Болгарии с Восточной Румелией в 1885 г. вызвало новый виток напряжения вокруг Македонии и привело к сербо-болгарской войне, закончившейся поражением Сербии. Белград и Афины, опасаясь роста влияния усилившейся Болгарии в Македонии, которая, будучи этнически болгарской, достигнув автономии, могла повторить судьбу Восточной Румелии, вынуждены были активизировать свою политику в этом регионе. В наиболее сложном положении оказалась Сербия, не обладавшая в отличие от Греции своей "национальной базой" в Македонии и стоявшая в силу этого перед необходимостью выработать качественно новый подход к решению македонской проблемы, который в наибольшей мере отвечал бы сербским геостратегическим интересам. Таким новым подходом стала идеология македонизма или идеология македонского национального "сепаратизма", предусматривавшая проведение комплекса специальных мероприятий по утверждению и поддержке македонской национальной самостоятельности и распространению македонского национального самосознания.
Появление во внешнеполитическом курсе Сербии концепции македонизма было связано с крупнейшим сербским историком, филологом и писателем, одним из лидеров партии напредняков Ст. Новаковичем, который длительный срок с 1886 г. по 1891 г. занимал пост посла Сербии в Константинополе, на плечи которого ложилась важнейшая задача координации (через создаваемую в 1887 - 1888 гг. сеть сербских консульств) всей сербской деятельности в Европейской Турции. Находясь в эпицентре разгорающейся пропагандистской борьбы Сербии, Греции и Болгарии за Македонию, что позволило ему лучше разобраться в ситуации и оценить перспективы сербской национальной пропаганды в этом регионе, он пришел к выводу, что продолжение Белградом прежней прямолинейной политики, связанной с формулой "македонцы - это сербы", и отказ от более гибкой линии приведет к тому, что Македония будет потеряна для Сербии. Новакович исходил из того, что сербов в Македонии практически нет, а македонских болгар непреодолимо влечет к Болгарии, что в итоге может привести к повторению сценария 1885 г. Поэтому Сербии необходимо было попытаться оторвать славянское население Македонии от Болгарии, предложив ему более привлекательную идею, нежели идея общеболгарского единства. Таковой, по мнению Новаковича, должна была стать идея македонской национальной самостоятельности, позволявшая, оторвав македонцев от болгар в национальном плане, а, следовательно, и в политическом, затем с успехом их сербизировать.
Как профессиональный лингвист Новакович прекрасно понимал, что между западной (Македония) и восточной (Болгария) частями болгарской этноязыковой общности существовали ощутимые диалектные различия, наметившиеся еще в XV-XVI вв. под влиянием сербского языка. Согласно Новаковичу, в интересах Сербии было развивать македонские диалекты вплоть до создания на базе одного из них самостоятельного македонского литературного языка.
Оставалось только убедить в правильности выбранного им курса правящие круги Сербии, и с 1887 г. в своих докладах министерству просвещения и МИД он доказывал: "Ввиду того, что болгарская идея, как всем известно, пустила глубокие корни в Македонии, я считаю, что почти невозможно ее подорвать путем противопоставления ей только сербской идеи. Боюсь, что эта идея, как голая противоположность будет не в состоянии вытеснить болгарскую идею, и поэтому сербской идее нужен некий союзник, резко выступающий против болгаризма, и в то же время обладающий такими элементами, которыми можно привлечь на свою сторону народ и его чувства, отделяя его от болгаризма. Такого союзника я вижу в македонизме или в определенных, мудро поставленных границах, отражающих македонский диалект и македонскую специфику. Нет ничего более противоположного болгарским тенденциям, ни с чем болгары не смогут находиться в более непримиримых отношениях, как с македонизмом"
После одобрения его идей Новакович приступил к активной деятельности. В 1887 г. он пытался добиться от Турции разрешения на издание литературной газеты на македонском диалекте, которая имела бы целью "информировать общественность, что македонские славяне не имеют ничего общего с болгарами", и "в которой македонский диалект будет клониться к сербскому языку, все более превращаясь в чисто сербский". Однако, учитывая протесты болгарского правительства и Экзархии, Порта вынуждена была отказать в издании этой газеты.
В следующем 1888 г. в докладе министерству просвещения вместе с просьбой об издании специального букваря на македонском диалекте для сербских школ в Македонии Новакович более подробно излагал положения, из которых, по его мнению, должна исходить сербская политика просвещения в данном регионе: "что македонский диалект отличается и от сербского, и от болгарского языка, но имеет нечто общее и с одним, и с другим; что до сего момента болгарская пропаганда прилагала большие усилия, чтобы отметить и выразить всевозможными способами различие между македонским диалектом и сербским языком; что сербская сторона должна идти по этому же пути, но терпеливо, солидно и систематично, с новыми оригинальными средствами".
В 1889 г. Новакович добивался издания в Константинополе календаря "всех сербских племен в Турции" "Вардар" со статьями на сербском языке и на македонском народном диалекте.
<...>
В Македонии бессарабский болгарин Драганов, ученик известного русского славянофила В. И. Ламанского, знакомился с творчеством легендарных просветителей периода болгарского национально-культурного возрождения, таких как братья Миладиновы, Жинзифов, Прличев и другие, использовавших свой родной македонский диалект, и в результате пришел к выводу, что они уже заложили основы македонского литературного языка [17]. Это, по мнению Драганова, свидетельствовало о самобытности "македонско-славянского населения" и необходимости его самостоятельного национального развития.
Между тем, мотивы большинства македонцев, исключенных в 1888 г. из болгарской гимназии, полностью объясняются их последующей деятельностью. После раскола македонской группы в Софии македонистски настроенное меньшинство, убедившись, что в Болгарии и речи никакой не может идти о самостоятельном македонском народе, возвратилось в Белград, но подавляющее большинство, выступающее за сохранение единого болгарского народа от Черного моря до Албании, осталось. Идеологию этих двух групп можно проследить по программам и деятельности тех общественных объединений, которые были ими впоследствии созданы: оставшиеся в Болгарии основали в 1892 г. "Молодое македонское литературное объединение" с печатным органом "Лоза", а вернувшиеся в Сербию во главе с Крсте Мисирковым - объединение "Вардар" в 1893 - 1894 гг.
Если проследить деятельность "лозарей", среди которых были будущие активисты ВМОРО (Внутренняя македоно-одринская революционная организация) и ВМК (Верховный македонский комитет), то можно увидеть, что вся она сводилась к тому, "чтобы болгарский литературный язык был так же понятен на берегах Вардара, как и на берегах Марицы". Дело в том, что болгарский литературный язык к 90-м годам XIX в. еще находился в процессе формирования, и "лозари", возмущенные тем, что он создается на основе восточно-болгарских диалектов, а их родной македонский диалект игнорируется, решили вмешаться в этот процесс, используя в газете "Лоза" отдельные слова македонских народных говоров и ратуя за реформу болгарского правописания. Что касается национального самосознания молодых македонцев, то оно было четко выражено в статье "Несколько слов по вопросу о национальности", где указывалось: "Только одно сравнение этнографических черт, которые характеризуют македонцев с теми, что характеризуют свободных болгар ... достаточно нам покажет и убедит всякого, что национальность македонцев не может быть никакой другой, кроме болгарской"
<...>
Сербская общественность, настроенная крайне националистически, отказывалась принимать гибкий лозунг Новаковича "Македония македонцам", что наиболее ярко проявилось в 1902 г., когда группа македонцев, во главе которой были те, что некогда основали "Вардар", приступила к изданию "Балканского гласника", на страницах которого делались попытки выработать первую в истории македонскую национально-политическую программу. Ряд сербских изданий, рассматривавших Македонию неотъемлемой частью будущей Великой Сербии, выступил с резкой критикой газеты македонцев, а в Белграде прошли публичные митинги протеста.
<...>
К 1903 г. идеологи сербской национальной пропаганды постепенно начинают обращаться к более выгодной для Сербии идее о том, что славянское население Македонии представляет собой бесформенную аморфную массу без национального самосознания, которая близка как к болгарам, так и к сербам, и которая не может быть субъектом, а только объектом политики. Одним из первых эту идею выразил глава отделения пропаганды при МИД Сербии С. Симич. В разговоре с членом ВМОРО С. Радевым в сентябре 1902 г. он заявил: "Весь восток от Вардара этнически и теперь уже принадлежит им [болгарам]. На западе от него - население представляет пока бесформенную, в национальном смысле, массу, о которой можно сказать только одно: она славянская. Какая именно, болгарская или сербская? - будет зависеть от того, чья агитация будет успешнее и энергичнее"
<...>
Особое внимание Новакович уделял Мисиркову как лидеру македонистов. В сентябре 1895 г. Новакович, занимавший к тому времени уже пост премьер-министра Сербии, отправил Мисиркова, снабдив его 180 золотыми динарами, с некой ответственной миссией к сербскому консулу в Приштине Б. Нушичу. Однако вместо того, чтобы ехать в Приштину, Мисирков бежал с сербскими деньгами в Одессу, где его следы терялись для сербской дипломатии. Это событие стало началом нового этапа в развитии "автохтонного" македонизма, поскольку Мисирков вышел из подчинения Белграду, но, не отказавшись от сотрудничества с сербскими властями, пытался строить отношения с ними уже на равноправной основе.
В 1897 г. Мисирков поступил в Петербургский университет, указав в графе "национальность" "македонский славянин". В Петербурге он совершил следующий тактический шаг, который до сих пор не получил однозначной оценки в историографии: на время "забыв" о македонизме, он в 1900 г. вместе с болгарскими студентами из Македонии участвовал в создании Тайного македоно-одринского кружка (ТМОК), который в своем первом послании ВМК, указывая, что "нет болгарина, который не интересовался бы положением и судьбой той части отечества, которая и сегодня еще стонет под игом тирании", просил поместить его в число подведомственных ВМК обществ. Причины такого шага Мисиркова, на наш взгляд, необходимо искать в доминировавшей на тот момент идеологии болгарского национально-освободительного движения в Македонии, с которой он вынужден был считаться.
<...>
В Петербурге македонисты из Белграда влились в ТМОК (с 1 ноября 1902 г. Македонское научно-литературное общество им. св. Климента, а с 20 декабря 1903 г. Славяно-Македонское общество им. св. Кирилла и Мефодия) и 12 ноября 1902 г. при поддержке Мисиркова и Чуповского произвели в нем македонистский переворот, передав доработанный белградский меморандум на рассмотрение Санкт-Петербургскому славянскому благотворительному обществу и российскому правительству.
Меморандум, рассчитанный исключительно на славянофильскую аудиторию, представлял собой первую в истории македонскую национально-политическую программу, состоявшую из нескольких блоков.
Во-первых, авторы документа фактически констатировали отсутствие в Македонии македонского национального самосознания, главная причина чего, по их мнению, заключалась в деятельности балканских государств, намеренных распространить свои границы за счет Македонии и организовавших для этого специальные институты с целью пропаганды, которая деморализует славянское македонское население и нарушает его единство. Следовательно, единственным средством "положить конец дроблению и вражде среди населения" и, тем самым, вернуть македонским славянам "единое национальное самосознание" являлось прекращение пропаганды соседних государств в Македонии, после чего следовало "ввести одно из македонских наречий в степень македонского литературного языка" и "воспитывать македонцев в духе их родного языка, одинакового их прошлого и будущего".
Во-вторых, авторы объясняли, зачем необходимо подобное македонское национальное возрождение. Они откровенно заявляли: "Может показаться, что мы будто искусственно стараемся создать нечто несуществующее, что из географического понятия Македония стараемся создать понятие этнографическое или, другими словами, искусственно создать македонскую народность". Причем, что важно, они не пытались отрицать этого, а объясняли политические преимущества для России от подобной акции, наивно пытаясь манипулировать славянофильскими чувствами русских: а) "если в будущем это славянское население [Македонии] не успеет соединиться в одну компактную массу, чтобы иметь преобладающее значение среди остальных народностей [турки, греки, влахи, пр.], то можно ожидать, что судьба Македонии будет передана в руки его врагов" и Македония будет навсегда потеряна для славянства; б) "македонские наречия ... представляют собой середину между говорами Болгарии и Сербии ... и как таковые могут в случае возведения одного из них в степень литературного языка послужить соединительным звеном между теперь враждующими Болгарией и Сербией", а в перспективе способствовать слиянию под эгидой македонского литературного языка сербов и болгар "в одно национально-культурное целое", что по мысли македонистов тоже было в интересах славянской России, стремящейся к сближению балканских славян. При этом далекое от истины утверждение о симметричном положении македонских диалектов между болгарским и сербским языками явно было заимствовано из сербского македонизма.
Далее указывалось, что "необходимо и духовное объединение славян Македонии в одно целое", но опять же из политических (славянофильских) соображений: "чтобы предупредить религиозное деление Македонии и устранить вмешательство врагов славянства и православия". Это духовное объединение мыслилось македонистами как выделение Македонии из Экзархии и создание автокефальной македонской православной церкви.
<...>
К 1903 г. македонисты создают три автономных центра македонской национальной пропаганды: основной, в Петербурге, должен был заниматься защитой македонской национальной идеи перед российской и европейской общественностью и дипломатией; второй, в Македонии, - непосредственной пропагандой македонизма среди населения, а третий, в Болгарии, - среди болгаро-македонской эмиграции через свои периодические издания. Последний имел наиболее сложную задачу: убедить в необходимости дополнить македонский политический сепаратизм идеей сепаратизма национального. Только так, говорили македонисты, можно убедить всех, что Македония не повторит судьбу Восточной Румелии. Болгаро-македонская элита, естественно, с этим не могла согласиться.
1903 год стал рубежом в истории македонского национального движения, как и в истории самой Македонии. Тяжелое поражение Илинденского восстания, уничтожившее создававшуюся на протяжении десяти лет разветвленную сеть ВМОРО в Македонии, и вызвавшее глубокую депрессию всего болгарского общества из-за осознания бессилия официальной Болгарии предотвратить геноцид македонских болгар и добиться от Турции хотя бы призрачной автономии для Македонии, создавало предпосылки роста македонистского движения.
<...>
Македонизм был в определенной степени выражением "оборонительной" политики Белграда, направленной на предотвращение слияния болгарской Македонии с Болгарией, однако он не создавал предпосылок слияния Македонии с Сербией. Поэтому, когда он выполнил свою функцию, создав новую антиболгарски настроенную прослойку македонской интеллигенции, и начинал создавать угрозу сербским интересам, он был отброшен. Вместе с тем, когда в начале XX в. в ходе межбалканского переговорного процесса стал закладываться сценарий будущих Балканских войн 1912 - 1913 гг., когда после победы над общим иноцивилизационным противником неминуемо должна была последовать межбалканская борьба за освобожденный "македонский пирог", в которой болгарская национальная задача объединения своих этнических земель в одно государство столкнулась с сербскими, греческими, румынскими и турецкими геостратегическими интересами, Сербия перешла от "обороны" в "наступление", все более делая ставку на право силы.
Полный текст статьи см. "Славяноведение", №6, 2005
