Патриарх Павел (1914-2009)
«Встретила я его около универмага «Београджанка». Это было во второй половине девяностых, после студенческих демонстраций. Он как раз выходил из автобуса. Ты меня знаешь. Я из атеистической семьи. В церковь не хожу. Славу не праздную. Но когда я его увидела, такого хрупкого, с огромной сумкой, среди толпы, у меня появилось непреодолимое желание подойти к нему, поцеловать его руку и сказать «благослови, отче!». Только застенчивость и нерешительность на миг удержали меня от этого намерения, а в следующее мгновение он уже исчез в белградской толпе. Но этот миг останется у меня в памяти на всю жизнь». Мне кажется, этот непридуманный безыскусный рассказ одной моей подруги больше говорит о патриархе Павле и отношении к нему народа, чем сотни страниц серьезных текстов и исследований.
Не считая нескольких позорных, но незначительных на общем фоне исключений, Сербия и сербы достойно простились со своим патриархом, которого они любили, но в большинстве своем не понимали. У его одра все как-то стали лучше. И граждане, которые часами терпеливо ждали в километровых очередях, чтобы попрощаться с ним. И программа национального телевидения, которая уже годами не была такой качественной и не вызывала такой интерес. И церковные иерархи, и политики, собравшиеся из всех ныне существующих и бывших «сербских земель». Все высокопоставленные и выдающиеся личности. И со смертного одра, так же, как и при жизни, Павел просто сиял святостью и добротой, и распространял эту доброту на всех вокруг себя. И достойных, и недостойных.
На прием у Павла, на его благословение, утешительное слово и совет в равной мере могли рассчитывать осужденные на смерть, интеллектуалы, отечественные политики, иностранные представители и посредники – причем никогда не было ясно, кто из них больший вредитель, вор и преступник.
Он был мученик уже по тому самому, что был духовным пастырем этого народа, такого, какой он есть, в эти тяжелые времена. Он был жертвой и подвижником уже потому, что не предоставил всех нас – корыстолюбивых политиков, вздорных архиереев и безбожный народ – самим себе и не удалился куда-нибудь в монастырскую тишину, которая ему больше всего подходила и в которую он стремился. Он был великим, потому что во времена всеобщего распада и раскола ему удалось исцелить длившийся много десятилетий «американский» раскол внутри СПЦ и фактически нейтрализовать проект «Черногорской православной церкви». Создается впечатление, что его доброта, набожность, мягкость и терпение могли смягчить любое оледеневшее сердце. Незадолго до окончания патриаршего служения Павла стало казаться, что и «македонский» раскол мог бы быть успешно преодолен.
Наверно, это был единственный человек, который мог помирить две жестоко поссорившиеся Сербии и сгладить богословские, политические и межличностные различия и разлады внутри архиерейского собора. Без него чувствительный церковный организм окажется перед великими искушениями, будет подвержен центробежным силам по всем направлениям и швам. Позиция и оппозиция. Желтые и синие. Боснийцы и сербиянцы. Прогреческая и пророссийская струя. Модернисты и консерваторы. Экуменисты и зилоты. Иустиновцы и остальные. Сторонники политики открытых и закрытых дверей. Будущему патриарху будет очень нелегко сдержать все эти противостояния и притом ничего не поломать.
Павел в глазах народа был воплощением Божьего человека и святого. Иногда казалось, что он единственный настоящий верующий и христианин во всем Синоде, а может быть, и во всем народе. Почему-то нам казалось, что сколько бы мы ни грешили, ни безумствовали, всегда где-то недалеко есть Павел, который не допустит самого худшего. Вымолит, спасет, простит и помирит. Сегодняшние сербы и сербки плохо читают даже литературу по школьной программе, не говоря уже о житиях святых и богословских трудах Николая Велимировича. Павел был для них живым символом самого лучшего в христианстве и самого лучшего – хотя уже в большой степени загубленного – в них самих.
Павел был исключением. Примером подлинной жизни и духовности в море банальности, поверхностности и призраков, которых творит наш так называемый «современный мир» и современная жизнь. И с каждым днем его долгой болезни это, казалось, становилось все яснее. Тихо уходя в мир иной, Павел становился все больше, настолько, насколько все вокруг него уменьшалось, бледнело, профанировало и компрометировало само себя.
Не будем обманываться. Такой общественный резонанс и такая скорбь, излившаяся по улицам Белграда и почти по всем сербским домам – это никак не просто сожаление об уходе честного, высоконравственного и набожного человека. Это был и спонтанный, полубессознательный вопль из глубины народной души о потере опоры и последнего общенационального авторитета в вихре истории. И выражение опасения, что в наступающем времени церковь, возможно, никогда больше не будет такой опорой и авторитетом. А также сознания, что государство уже давно не является ни тем, ни другим.
Если бы церковные власти попытались задушить спонтанно возникшее «павловское» движение, это было бы губительно, но и если бы они чрезмерно эксплуатировали народные настроения, это оказалось бы бесплодным. Его наследники на престоле святого Саввы не должны быть слишком обременены личностью Павла. И еще меньше – пытаться поравняться с ним и превзойти его. Воспользуюсь, казалось бы, неподходящей метафорой: в церковном, нравственном и человеческом смысле патриарх Павел был Пеле, Пушкаш, Джаич, Марадона и Роналдиньо в одном лице. Пусть никто даже и не пытается мериться с ним. Если его не предадут и хоть в какой-то мере будут его достойны, этого уже будет больше чем достаточно. Но и это, как мы уже сказали, будет нелегко.
Первым показателем этой достойности и преобладающей нормальности среди сербских архиереев будет неотступление от «апостольского» способа избрания нового патриарха. Конечно, выборы могут проводиться – как они и проводятся в православном мире – разными способами. Но тот способ, каким девятнадцать лет назад между двоими абсолютными фаворитами был избран патриарх Павел, одновременно вселяет надежду и обязывает. Во всяком случае, если таким образом мог быть избран он, то, ей-богу, могут и они. Если по воле жребия могло случиться так, что Павел не был бы избран, тем более небеса не упадут на землю, если, конечно, не будут избраны ОНИ. Но и независимо от этого, вовсе неплохо, когда избранные знают, что существует граница, за которой не имеют силы ни их личные качества, ни лобби, ни деньги, ни политическое влияние. И что надо всем есть высшая сила – Судьба, Счастливый Случай или Святой Дух – сила, по воле которой все в конце концов оказываются там, где они есть.
Кто бы ни был избран по апостольскому способу, он примет на свои плечи тяжелое бремя со-ответственности за судьбу значительно разобщенной церкви, в большой мере дезориентированного народа и абсолютно разваленного государства. И тем самым заслужит наше уважение. Но душа и сердце этого народа еще долго – а может, и навсегда, – останется связанным с тем небольшим могильным холмиком в монастыре Раковица.
Джордже Вукадинович
Вторник, 24 ноября 2009
Перевод - Диана Медведева
