Главная страница

Мы в соцсетях











Песни родной Сербии







.......................




/17.3.2011/

"Воспоминания" Радомира Марковича Часть2 "Когда Слобо разозлится"



     

     Влайко Стоилькович был очень общительным, настоящим гедонистом. Любил пообщаться под хорошую еду, ну и некоторую выпивку. Он не превышал норму, но у него был обычай после рюмки-двух он любил, как говорят люди «толкнуть речь», его монолог мог длиться долго и ни к кому пощады у него не было. Для этого, конечно, ему были нужны слушатели, так что чаще всего обеды и праздники он использовал для того, чтобы в свободной атмосфере сделать какое-то сообщение (что было с его стороны несколько неуклюже) и сообщить о какой-нибудь операции, планируемой Криминалистической службой.

     

     Эта его болтливость порой могла даже повредить действиями полиции, требуя проведения вмешательства до того, как будут собраны «все детали мозаики». Влайко понимал этот свой недостаток и потому как мог держался, чтобы не прийти в «доброе расположение духа». Он помнил и о замечании, полученном от Слободана Миошевича, который не раз обращал внимание на его «болтливый язык».

     

     Влайко был особенно привязан к своим внукам, к которым он демонстрировал, в принципе как обычно это и делают дедушки, огромную любовь. На их день рождения он подготовил праздник, на который пригласил и нескольких своих друзей и ближайших соратников. Когда дети устали, матери отвели их домой, а мы, взрослые, остались еще немного пообщаться. Время проходило в разговорах под бокал хорошего вина. Обязательной темой была политика, а так как Влайко был министром полиции, то говорили и о преступности.

     

     Влайко взял на контроль одного директора крупного государственного предприятия по которому была информация, недвусмысленно указывающая на его злоупотребления. Это не было выдумкой Влайко, а информацией, полученной от оперативников криминалистов, но тогда это было еще лишь подозрениями и нуждалось в дальнейшей оперативной работе. Как обычно, Влайко не смог «держать язык за зубами», так как этот директор был ему лично несимпатичен, тем более что он высоко котировался в окружении Слободана Милошевича, так что может быть здесь было и немного ревности.

     

     Я предчувствовал, что эти его комментарии так просто не пройдут, но и представить не мог, что стану свидетелем дальнейших событий.

     

     На следующее после праздника утро Влайко пригласил меня в свой кабинет и сообщил, что мы двое вызваны к президенту страны Слободану Милошевичу. Я спросил, знает ли он из-за чего, чтобы я подготовился, но Влайко не знал. Меня это удивило, тем более что встреча должна была пройти на Ужичской улице, где жил Милошевич, а не в его кабинете в Белом Дворе.

     

     Нас провели в салон, где сидели Милошевич и его супруга Мирьяна. Уже когда мы здоровались стало ясно, что вызвали нас не для того, чтобы похвалить, но я все еще не мог понять в чем дело. Милошевич действовал прямо, несколько на повышенных тонах, что не было для него обычным поведением, он заявил Влайко, что его оповестили о том, что вчера вечером, будучи пьяным он назвал его и Миры близкого политического соратника вором, скомпрометировав тем самым не только успешного директора крупного государственного предприятия, но и его близкого соратника.

     

     Я знал обо всей информации Криминалистической службы по данному директору, но представить не мог, что Влайко, учитывая, что речь идет о функционере из верхушки правящей партии, не оповестил об этом Милошевича. Влайко молчал и тогда Милошевич обратился ко мне, обвинив в том, что я позволил Влайко напиться и оскорблять соратников его и Миры.

     

     Э, вот теперь я был под пытками! Во-первых, я знал, что Влайко говорил правду, во-вторых, что он сказал это открыто потому что был «навеселе». Так как я никак не мог быть виновным в том, что сказал Влайко, то я понял, что я здесь для того, чтобы стать свидетелем критики и ругани в его адрес. Милошевич процитировал большую часть того, что сказал Влайко, так что было ясно, что он проинформирован и об остальных деталях.

     

     По Влайко было видно, что эта критика, а особенно тон, которым она была высказана, его очень задела, тем более, что все происходило в моем присутствии. Понимая, что он опять немного не сдержался его единственной обороной было то, что он все-таки главный друг всей семьи Милошевич, как я думаю и было. Тем более его задело то, что своей неосмотрительностью он вызвал такую реакцию Слободана и Мирьяны.

     

     Видя насколько ему все это неприятно, я решил помочь, хотя в этой ситуации лучше всего было молчать. Я сказал Милошевичу, что Влайко не был пьян и сказал правду, хотя и в неправильное время и в неправильном месте. Так как я был в курсе деталей полицейского расследования, то я ознакомил Милошевича с тем, что Влайко очевидно не успел сообщить. Насчет пьянства я не считал, сколько Влайко выпил, тем более что это не было единственной причиной для его заявления.

     

     После этого последовала реакция Мирьяны. Она была зла, возможно и оправданно. Сказала:

     - Слободан, я же тебе говорила, что они одинаковые!

     

     Я не знал хорошо это или плохо, но по тону все-таки было ясно, что она нас не хвалила. Я ожидал реакции на то, что сказал, но мне уже было все равно каковой она будет, так как по лицу Влайко я видел значительное облегчение. Хоть он и был неосмотрительным и болтливым, Влайко был хорошим и совестливым человеком. Ободренный моей позицией сейчас он чувствовал себя гораздо свободнее и добавлял детали, которые я упустил. Милошевич внимательно слушал и когда Влайко закончил наступила тишина.

     А потом Милошевич сказал:

     - Знаешь, Мира, они все-таки правы.

     

     Это была характерная черта, которая мне очень нравилась у Милошевича. Его первоначальным намерением было защитить авторитет своего политического соратника и своей супруги от «длинного языка» Влайко и прочитать нам обоим лекцию, но в итоге он принял во внимание факты и отреагировал как государственный деятель, а не как супруг.

     

     Об этом событии я вспомнил не потому, что оно было чем-то особенно важно, а потому, что оно помогло мне лучше узнать Милошевича, так как он был загадкой не для меня одного. Конечно для Влайко это было последним предупреждением насчет его поведения на людях «в неправильное время и в неправильном месте» на чем неприятный разговор, как минимум что касается нас двоих. Через что прошел Милошевич когда мы ушли, за то что перешел на нашу сторону, мог только представить…

     

     Перевод – Српска.Ру

     Продолжение следует