Главная страница

Мы в соцсетях











Песни родной Сербии







.......................




/10.2.2012/

Живу, чтобы свидетельствовать!



     Мусульмане во Второй мировой войне убили моего отца и двух его братьев. Матери Босильке пришлось одной заботиться о нас четверо сирот. Мне и в голову не приходило, что кувшин балканского несчастья унесет жизни моих сыновей - сказал Страхиня Живак.

     

     

     Участь Страхини Живака, инженера-пенсионера из г. Требине, до сих пор уместилась в девяти книгах. Отдельные из них переведены на несколько мировых языков. Страхиня в своем городе стал живой легендой. И нет ни одного серба в Боснии и Герцеговине, кто не слышал бы о нем. В начале несчастной войны в БиГ, тяжело раненным, он попал в казематы Алии Изетбеговича, и в одном из худших застенков Центральной тюрьмы узнал о том, что защищая собственный дом, погибли оба его сына. Его скорбящая супруга умерла от разрыва сердца. В зловещей сараевской тюрьме он обещал себе выжить, чтобы свидетельствовать о том, о чем другие не станут, и не захотят признаться: о преступлениях мусульманской и хорватской войск над сербами.

     В Требине его нетрудно было отыскать. В дверях дома нас встретил седоватый, сильно хромающий человек. Глаза Страхини иногда сверкают наподобие меча, а взгляд его искренен. Мы поняли, что беседуем с храбрым человеком, железного характера и огромной силы.

     За десять лет, истекших после выхода из тюрьмы «Виктор Бубань» и Центральной тюрьмы, вы написали девять книг, вдохновленные желанием победить человеческое зло. Ваши книги «Живу, чтобы свидетельствовать», «Еще раз о преступлениях над сербами», «Говорить чистую правду», «Лагерь Челебичи», «Вопль», «Свидетель», «Злопамятства два»... с 1996 г. до сих пор представлены в Белграде, Нише, Смедереве, Подгорице, Баня-Луке, Фоче, словом - в сербских землях.

     - Мне запомнилась презентация в Белграде в Народном университете им. Колараца в 1996 г. Я остался под большим впечатлением. Чувствовалась солидарность, желание услышать, понять, сжиться с судьбой человека. Конечно же, и последующие, которых было много, были успешны, каждая по-своему. Когда говорю успешны, то имею в виду их миссию - свидетельствовать истинную правду. А в войне многое, разумеется, было под покровом тайны.

     Вы прошли неслыханную личную голгофу, будучи узником лагерей Алии Изетбеговича. Вы же были полумертвым! Трагедия вашей семьи уму непостижима. Война в БиГ отняла двух ваших сыновей, погибших вместе со своими соотечественниками, защищая сербское село в общине (районе) Конице!

     

     - Слободана (34) и Велимира (30) я потерял 26 мая 1992 года, они убиты в селе Брадина вместе с около 50 сербов, защищавших стариков, женщин и детей от многократно превосходящих полчищ Алии. Об их смерти я узнал в сараевской тюрьме. Это была кровавая дата в истории села. Брадина - своеобразный символ страданий сербского народа в последней войне. Которая сербам навязана! В Брадине тогда жило около 700 человек, преимущественно сербов. Село было в 1992 г. разгромлено! Это было живописное, прекрасное сельцо, было в нем много молодежи, которой любой гордился бы. Брадина в Герцеговине славилась большим числом ветеранов Салоникского фронта, добровольцев в Первой мировой войне. До сих пор помнят семьи Гореличей, Самоуковичей... да и нас Живаков. Они воевали, плечом к плечу, с воеводой Мишичем. Мой дед Федор Живак погиб в 1916 году, а потом и его жена Сава Живак, одна из 88 из добровольческой гвардии. В истории мы поэтому были бельмом на глазу хорватам и мусульманам. Моих сыновей и еще 50 сербов расположили охранять днями и ночами детей и стариков от зверств солдат Алии. Никому не хотелось, чтобы повторился 1941 год, когда один хорват-усташ с горы Бьелашницы до зубов вооруженным ворвался в Брадину, и увел 19 безоружных сербских юношей в Кониц, где их убили и бросили в бездонные ямы. Из данной области свыше пяти тысяч сербских стариков, женщин и детей во время Второй мировой войны брошено в усташеские бездонные ямы.

     



     
Сербами юго-восточной Герцеговины пожертвовали


     Ваша семья в отшумевших войнах платила кровавую дань патриотизму и гордо продолжала дальше!

     - Помнится, мне было восемь лет, когда мусульмане во Второй мировой войне убили моего отца Георгия. Это сделала тогдашняя мусульманская милиция, первые соседи. Они его увели в лес в мае 1942 г. Труп отца, весь изуродованный штыками, мы отыскали месяц спустя в Брвачком лесу. Мы его тайком, ночью, похоронили под одним деревом, а чтобы узнать могилу, на ветки повесили папину одежду. Лишь в 1945 г. мы смогли кости отца перенести на сельское кладбище. В 1941 г. были убиты и два брата моего отца, Урош и Анджелко. Матери Босильке пришлось одной заботиться о нас четверо малышей. Как старший ребенок, я понес значительную часть бремени сиротской жизни. Потом настал мир. Мне и в голову не приходило, что снова из кувшина балканского несчастья польется кровь безвинных сербов.

     

     Вы указываете, что в 90-е годы почувствовали, что в БиГ к власти пришли политические силы, имевшие лишь одну цель - разрушить большую Югославию, государство, в фундаменты которого больше всех сербы вмуровывали свои жизни.

     - В общине Кониц сербы являлись меньшинством. Мусульман было 55%, хорватов 28, и около 15% нас, сербов. Я помню, как с агрессивной помпой была организована мусульманская Партия демократической акции, также и Хорватское демократическое содружество, и наконец мы поняли, что и нам, сербам, необходимо опомниться. Так мы создали комитет Сербской демократической партии (СДП) в Конице. Нас война всегда застает абсолютно неготовыми.

     

     Малоизвестно, что в Конице работала одна из самых оснащенных военных фабрик. Это обстоятельство, как вы указали, мусульмане бесчестно использовали! Но также и хорваты!

     - Мы узнали, что за несколько месяцев до начала войны мусульмане и хорваты воровали оружие, боеприпасы. Это было умело организовано. Наш офицер госбезопасности Ранко Кулянин знал о хищении, но мы так и не узнали, предпринимал ли он хоть что-то, чтобы об этом доложить начальству. Был взломан склад специального экспериментального оружия, массово разворованы пулеметы и другое вооружение. Я утверждаю, что хищение организовал Ясмин Гуска, тогдашний начальник МВД. Всерьез был замешан и доктор Русмир Хаджихусеинович, председатель общины Кониц, брат которого был директором оружейной фабрики. Была сорвана поставка готовой партии боеприпасов для Государственного секретариата по народной обороне (15 тыс. патронов), оплаченных и готовых к транспорту! Мусульмане и хорваты по ночам воровали оружие и тут же распределяли его. Они панически быстро вооружались. В Конице это был секрет на весь свет. А сербы считали, что следует действовать политически. Мы знаем, что оружие никому ничего хорошего не принесло. И наивно надеялись на Югославскую народную армию (ЮНА), наше государство. Нам не верилось, что кровопролитие может повториться. А мусульмане и хорваты лишь ждали сигнала, чтобы начать войну.

     

     
Предательство или трусость офицеров ЮНА


     

     Вы все-таки поняли в каком незавидном положении оказались сербы в общине Кониц. Вы предупредили военное руководство об этом?

     - Да, это так. Всем в ЮНА сообщили, вплоть до генерала Куканяца. Мы особо указали на большую опасность, грозящую сербскому населению в Брадине, и во всей общине Кониц. Но, ЮНА нас заверяла, что наши подозрения абсурдны, и что военные потенциалы под г. Кониц таковы, что сербы могут спокойно спать! Истины ради, я упоминаю имена; генерал Куканяц, полковник Ковачевич, начальник тыловой базы, подполковник Величкович, находящийся на Златаре над Коницем, майор Перич из в/ч Люта, где было размещено вооружение ТО (территориальной обороны), все они выступали против того, чтобы сербам давать вооружение, хотя им было известно, что мусульмане и хорваты вовсю оснащены самым современным оружем! Лично я им сказал, что уверен, что придет день, когда они на вертолетах будут улетать, бежать в Белград, а наш народ останется беззащитным. К сожалению, случилось именно так - прибыл вертолет, чтобы забрать и Величковича, и Перича, и майора Кулянина из Брадины, и все другие многие офицеры покинули БиГ на вертолетах. Сбежали! Народ же оставался на милость насильников Алии. Представляете, какими огромными были страх в сердцах сербов и озлобленность из-за трусости офицеров ЮНА!

     

     Колесо семейного несчастья пришло в движение с момента вашего внезапного ранения.

     - Мы осматривали автомат в доме моего родственника Божо Живака в апреле 1992 г. Он неосторожно обращался с оружием и ранил меня в обе ноги. У меня повреждена нога ниже колени, а на правой ноге пуля вышибла часть кости. На левой - уничтожена мышца. Началось обильное кровотечение. Меня срочно перевезли в Кониц, но так как мое состояние ухудшилось, из местной больницы меня перевезли в Сараево, в сопровождении моего ныне покойного сына Слободана. В глубине души мне стало жутко, меня охватило какое-то предчувствие; раз уж я так ранен, возможно это как-то предвещает мою отцовскую трагедию.

     Сыновьям Велимиру и Слободану, оба они у меня были юристами и превосходными музыкантами, я сказал тогда пусть берегут мать, и что опасаюсь, что приходят трудные времена. И пусть всегда будут со своим народом. Тогда я не знал, что в ту ночь в Конице в последний раз даю отцовские напутствия своим детям. В помещении воцарилось безмолвие! Мы только встречались взглядами, будто все трое чувствуем, что расстаемся навсегда.

     

     


     Вы подчеркиваете, что никогда не забудете страшные месяцы на травматологическом отделении сараевской больницы.

     - Они расшили мои раны и наложили гипс с отверстием для перевязок. Гипс доходил до ступней. Медсестры избегали делать мне перевязку, и спрашивали про мою национальность. Некий врач Диздар, которого я просил сделать мне перевязку, отправил меня на гнойно-септическое отделение, так как мои раны инфицировались. Состояние раны на правой ноге еще более усложнилось. Не было возможности адекватного лечения, так как прибывали многочисленные раненые мусульманской армии, поврежденные при нападении на Вогошчу. Меня перевели на отделение внутренних болезней; мне было очень трудно выносить тамошнюю атмосферу и рассказы их раненых, врачей, персонала о том, насколько они ненавидят сербов. О том, что мы худший из всех народов, и что всех нас следует убить! Днем и ночью доносились песни о том, как груды сербов плавают по реке Миляцке! Медицинский персонал повесил на дверях всех палат перечень больных, а имена нас, сербов, особо обводили!

     

     
Сербов ежедневно избивали и убивали


     

     Вскоре вы стали свидетелем того, как в сараевской больнице убивают сербов.

     - Еще когда я находился на травматологическом отделении мусульманские боевики «территориальной обороны» сбросили на кровать рядом с моей какого-то человека в ужасно плохом состоянии. Сказали, что он был «четником»! Его зовут Перо Пиевац! С Перо я провел две ночи. Его оттащили куда-то! Некоторое время спустя, когда я сидел на лавке в Отделении внутренних болезней, я услышал разговор двух полицейских. Они говорили обо мне: «И этого сожрут черви, как и Перо Пиеваца на кладбище `Лев`!» И раньше мне приходилось слышать как мусульманские раненые говорят, что пленных сербов убивают и бросают на кладбище «Лев». Меня постоянно расспрашивали о том, как меня ранили. Я им говорил, что все указано в документе из Коница. В начале июля 1992 г. вечером в палату вошли трое вооруженных полицейских.

     «Живак, вставай, пойдешь с нами!»

     Зачем, спрашиваю?

     Мне ответили, что я хорошо знаю почему!

     Я потребовал предъявить мне что-нибудь в письменном виде! Мне пригрозили. Меня вывели одетого в верхнюю часть пижамы и трусы. Я попытался взять костыли. Мне сказали, что костыли мне тоже больше не понадобятся. На левой ноге я имел носок и тапочку, а правая была босой и загипсованной до ступни. Мне дали костыли. Перед больницей - черный «воронок». Меня погрузили в автомобиль и тут же надели наручники. Один полицейский говорил, что мне на кладбище костыли не понадобятся. Я тогда подумал о Перо Пиеваце и пожелал, чтобы меня убили без истязаний. Меня привезли в Центральную тюрьму. Там меня встретили около десяти полицейских. Они меня били! Они мне говорили, что я заместитель председателя СДП, и что я организовал сербов, чтобы разрушить их государство. Меня избивали и в помещении следователя. Мне сказали, что на деле он - управляющий тюрьмы.

     «У тебя есть шанс остаться живым, или я тебя расстрелялю, если не будешь говорить правду!» Это был Чело Байрамович, я его видел и позднее, когда он приходил в тюрьму «Виктор Бубань». Мне дали бумагу, приказав писать как я сотрудничал с Армией, как я вооружал сербов, разжигал ненависть. Я не хотел подписывать заявление. Тогда приказали препровести меня в камеру 78! Я попросил стакан воды, мне ужасно хотелось пить. Меня лихорадило.

     

     В камере 78 вас ожидали тяжелые испытания.

     - В камере - нары. Внизу лежит человек в тяжелом состоянии. Этого человека заставили полезть наверх. На следующее утро я увидел, что его лицо посинело и распухло, а на лбу ножом ему глубоко врезали крест. Помнится, его фамилия была Станоевич. Однажды вечером его увели. Никогда больше я его не увидел. Его убили. Ежедневно они убивали сербов! Меня после нескольких дней мучений голодом и жаждой выбросили из камеры. Я с большим трудом ходил. Из ран вытекал гной. Много дней у меня была высокая температура. В коридоре я увидел 25 сербских заключенных, мужчин и женщин, повернутых лицом к стене!

     Прибыл грузовик. Так как я больше не мог ходить, то мусульманские полицейские взяли меня за плечи и как мешок бросили на пол грузовика.

     

     
Семь месяцев в зловещем «Викторе Бубане»


     

     Вы прибыли в зловещую тюрьму «Виктор Бубань», где вы выдержали семь месяцев!

     - Я попал в камеру № 17. В ней находились Перо Йеремич, Миле Родич, Ранко Скоко, и еще десяток заключенных. Камера площадью в шесть квадратных метров. Бетонный пол, и на нем остатки тюфяка и лишь одно одеяло. Вечером, когда мы пытались заснуть, мы не могли вытянуться, так что спали сидя. По сей день мне не ясно как же мне удалось выжить все мучения в «Викторе Бубане»! И сейчас мне страшно это выговорить. Мои раны, после стольких месяцев неоказания медицинской помощи зачервивели. Боли, температура, ужасная жажда и бредовое состояние. Нас отравляли едой и лекарствами. Нас безжалостно избивали по ногам и почкам. Когда я терял сознание, меня обливали водой, и продолжали. Я был почти клинически мертвым. Несмотря на такое состояние, лжесуд Изетбеговича присудил мне 15 лет каторги. Моя вина состояла в том, что я был членом СДП. Со мной обращались как с величайшим преступником в тюрьме. В «Викторе Бубане» людей осуждали, а потом их отправляли в Центральную тюрьму. Многих моих солагерников из казематов Алии убили и выбросили на помойку: Дракулича, Турянина, Чаевича, Ракановича... Врачу Воиславу Чангаловичу в «Викторе Бубане», помню, сломали семь ребер. Потом он в больнице лежал 40 дней. Бориславу Сушичу сломали ключицу и несколько ребер. Также и Здравко Груичу и Йово Нинковичу. Богдану Вановацу от удара кинжалом вытек глаз. Чедо Савановичу раскаленным жезлом жгли руки. Ужасно терзали Драгана Зелича (20) из г. Ключ, ибо он находился в гвардии Младича. Ему присудили 18 лет тюремного заключения. Они прыгали по его животу. С Зеличем случился ментальный коллапс, и в таком состоянии его перевезли в Центральную тюрьму, где он наконец покончил с собой!

     

     В Центральной тюрьме вы узнали о смерти своих сыновей!

     - В Центральную тюрьму меня перевели в феврале 1993 г. После 230 дней я лег в кровать. Там нас изолировали. Освободили от вшивости. Тогда я был совсем неподвижным. Меня втолкнули в камеру с Йово Нинковичем и Миролюбом Торбицей. Позднее убили Йово Нинковича, он был болен, ему не давали лекарства. Я подружился с Йово. Нас посещали представители швейцарского Красного креста и сказали, что потребовали освободить нас. Из Центральной тюрьмы я писал записки семье, детям, брату, супруге. Ничего о судьбе семьи мне тогда не было известно. Я предчувствовал, что случилось что-то страшное! А потом, посредством Красного креста, 6 июля 1993 года, мой брат, проживающий в Смедереве (Сербия), прислал мне записку: «Дорогой Живан, мы с тобой родные братья, мне придется сказать тебе правду. Твоих детей, Слободана и Велимира, больше нет, и наша мать тоже мертва». Это было самой тяжелой, длинной и черной ночью в моей жизни! Чувство глубокой, невыразмой боли, когда мне хотелось бы сотню своих жизней отдать за их две молодых жизни!

     И моя сестра Анджа запиской дала о себе знать. Она сообщила, что и ее сын Бранко Жужа погиб вместе с моими сыновьями, защищая стариков, женщин и детей в Брадине. Они честно погибли! Опечаленную, перепуганную супругу Малину мусульмане выгнали из дома, и сами поселились в наш семейный дом в селе, и в квартиру в Конице. Малина нашла пристанище в одном поселке под Коницем, в доме своего отца Федора. В мае 1994 г. супруга мне написала, что она отправилась в Брадину, чтобы у нашей церкви поставить свечки сыновьям на массовом захоронении, где похоронили 33 наших юношей возраста от 20 до 35 лет. Мусульмане не дали ей поставить свечки, и надеть черное платье! Позднее моя Малина от горя скончалась.

     

     
Жизнь без сыновей


     

      В эти трагические моменты вы приняли твердое решение!

     - Такие моменты человек никогда не пожелает даже врагу. Осознание того, что твои дети убиты. И племянник, и вся эта молодежь. Моя мать была мертвой в тот же день, когда и сыновья! Физически я обессилел, но я осознавал, что мне необходимо духовно устоять. Что я обязан сделать это ради своих прекрасных сыновей, а себя побороть труднее всего. Я сказал себе, что я должен жить новой жизнью за своих сыновей, и пока я живу и говорю, и они будут жить.

     

     Из Центральной тюрьмы вы вышли по обмену, как из Аушвица!

     - В тюрьму 4 ноября 1994 г. пришел Амор Машович, председатель мусульманской комиссии по обмену. Двое мусульманских полицейских приказали мне срочно собраться. Меня обменяют. Я был живым скелетом с костылями и ранами, которые чернелись, как и ноги. Меня раздели догола и дотошно обыскали. Потом меня отвезли на машине до, будто в насмешку, моста Братства и единства. Потом меня снова вернули в тюрьму! Во всей моей военной трагедии мне в чем-то и повезло: 9 ноября 1994 г. я перешел через мост на сербскую Грбавицу. Меня обменяли на двух мусульманских врачей. Потом последовала моя жестокая борьба по больницам в Сербии за жизнь. Тогда я весил всего 42 килограмма, а когда отправился в больницу в Кониц - то имел 85. Меня частично вылечили. Ноги выдержали, все-таки я могу ходить.

     Только где-то глубоко в душе, когда я уединяюсь, просто все во мне вопит. Почему же это должно было случиться? Наверное для того, чтобы я сегодня свидетельствовал о страданиях сербского народа в Герцеговине. Поэтому я инициировал создание Объединения узников лагерей из бывших югославских республик и их потомков. До сих пор имеется свыше 500 филиалов, в БиГ и Сербии. По данным Объединения, центр которого в Баня-Луке, до сих пор зарегистрировано около 60 тысяч живых или мертвых узников - сербов страдальцев! Современной истории следовало бы всерьез заняться этой ужасающей цифрой. И, конечно же, положением сербских узниц в БиГ! Их изнасиловали, зверски истязали, иных убили. В Гааге осуждено двое мусульман и один хорват. До сих пор официальные заявления подало всего 10 изнасилованных сербок. Около 30 несчастных подало заявления, подписавшись лишь инициалами. Сотни женщин приходили, но когда надо написать свое имя и фамилию, и отправиться в Гаагу, чтобы давать показания о своем несчастьи - они отказываются, чтобы не позорить свои семьи. Сербки пережили неслыханный террор. Об этом свидетельствует факт, что в те, 90-е годы дорого продавались документальные фильмы, в которых мусульмане, моджахеды, насилуют сербок. Западная Европа это смотрела - для этого мира жертвы изнасилования стали порнографическим источником прибыли.

     Я продолжаю разъезжать, представлять книги и рассказывать, чтобы никогда не забыли!

     

     

Беседовала Биляна Живкович



     


Комментарии (2)