Наш монастырь находится среди гор, поэтому и называется – Прекобрдже. «Преко» — значит возле, «брдо» — гора. Сейчас начало ноября и ближние к нам горы, покрытые лесом, по-осеннему разноцветны — лес большей частью состоит из дубов, изредка встречаются орехи (с настоящими грецкими орешками, которые можно насобирать в опавшей листве под деревом, на них толстая и мягкая зеленая кожура), немного елей, лип, осин и три березки. Может быть, конечно, берез и больше, но мы пока обнаружили только три в разных уголках исследованного нами леса, и каждый раз при встрече с ними радостно здороваемся, как с землячками. Дальние горы серо-голубого цвета, недавно на их вершинах забелел снег, с ветром доносится к нам его свежесть, и когда вдыхаешь, то кажется, что пьешь родниковую воду.
Наш монастырь (это храм и дом, всего две постройки) расположен на отлоге одной из лесных гор, лес начинается сразу за поляной с храмом. Не раз мы видели, когда шли в храм ранним утром, удирающих лесных зверюшек, испуганных нашим появлением – то лисиц, то зайцев. А весной и летом вокруг просто гвалт стоял от птичьего щебетанья, перед дождем птицы летали низко вокруг храма и ощущение было, наверно, как у Алисы в стране чудес, когда перед носом у тебя стремительно проносились, крыльями едва не задевая твоего носа, то удод с хохолком, то желтый попугай размером с курицу, то стая ласточек или других мелких птах, крича взволнованно, как будто у них что-то стряслось.
Вокруг, куда ни глянь, выше и ниже нас по склонам ближних гор, виднеются маленькие домики, белые мазанки как на Украине, с красной черепичной кровлей. Тридцать лет назад все они были полны добрых хозяев, но сейчас большинство из них оживает только по выходным, когда потомки добрых хозяев приезжают сюда как на дачу. Чтобы жить здесь с семьей, надо очень много трудиться: содержать корову, овец, куриц, косить сено, пахать огород, запасать дрова, следить за садом. Жить в городе гораздо легче, и больше шансов найти работу. Здесь, на Прекобрдже, тоже есть работа, например, присматривать за железно-дорожным мостом (километрах в десяти отсюда) или заведовать местной канцелярией, но это всего два рабочих места… Работа — это великая проблема в Черногории, так как производства никакого почти нет, кто-то решил, что так лучше, чтобы здесь не было производства. И вот недавно один из последних мoгикан – судоремонтный завод – был преобразован в яхтклуб. Не могут пока закрыть лишь алюминевый завод, так как он принадлежит русскому предпринимателю. Наш верхний сосед Мишко успел на нем поработать, заработал пенсию, и пенсия, надо сказать, ничего себе, около 800 евро, так что вот недавно Мишко купил старшему сыну машину, а сейчас копит на машину для младшего. У самого Мишки тоже есть, конечно, своя. И он приезжает на ней из Подгорицы к себе в «кучу-викендицу» (дом-дачу) почти каждый «викенд» (уикэнд, выходные).
На «мишкиной горе» выше живут еще два Мишки, тоже только наездами. С Мишкой зеленым (у которого зеленая машина) мы почти не общаемся, а с Мишкой белым (у которого белая машина) видимся чаще. У Мишек полное имя «Драгомир», но зовут их все «Мишко». У «белого» Мишки постоянно проживал здесь отец, Вучето. Он умер три года назад, вскоре после моего приездасюда. Тогда меня ошеломила новость, передаваемая здесь из уст в уста: «Сталин умер!». Дело в том, что покойный Вучето был очень похож на советского вождя могучим телосложением и усами, и все его так и звали – «Сталин». Он был очень добрым, приносил нам время от времени то яйца, то еще что, ворчал, если мы не вовремя звонили в колокола (по общемонастырским правилам полагается ударять в колокол перед чтением «часов»: в 9, 12, 15 часов). Был забавный с ним случай: один из наших русских гостей, осматривая местное кладбище, которое располагается на небольшом холме, почти прилегающем к нашему дому, остановился взглядом на фотографии мужчины, очень похожего на Сталина, и, подивившись сходству, пошел дальше. Вскоре после этого он встретил этого человека (Вучето) живым нос к носу, и весьма был смущен. Оказывается, сербы заблаговременно готовят себе могилу с памятником. Чтобы уж как следует, как хочется, чтобы не хуже, чем у людей… И еще причина – кладбище очень маленькое, и земля от сильной непогоды осыпается, поэтому здесь место под гроб бетонируют. Этим летом вот один местный житель (из «дачников»), Спасое, вырыл себе могилу, поставил памятник. Трудился в течение месяца каждые выходные с тремя наемными рабочими, под дождем и солнцем. Радостный, по завершении работ, поставил стол с белой скатертью возле кладбища под деревьями, устроил пир на весь мир, и нам угощенье принес и повел работу свою показать: «Смотрите, у меня самый большой памятник! Нету здесь больше такого». Памятник на самом деле вышел солидный, из огромной цельной плиты темного мрамора. Две фотографии — моложавый Спасое и его жена (тоже ныне еще вполне здравствующая), и даты выгравированы : «1945 — 201», «1950-201». Потом нужную цифру добавить останется и все дела. «У нас, — говорит Спасое, — детей нет, кто позаботится? А теперь можно спокойно жить дальше».
А недавно, этой осенью, были похороны одной старушки, Любицы. Ей было за восемьдесят. Жила она всю жизнь здесь, выше нас на горе, а последние годы, по немощи, с детьми в Подгорице. Народу съехалось видимо-невидимо, машины заполонили всю дорогу. И все люди какие-то грустные, многие плачут. Что удивительного, скажете вы, плакать на похоронах? А то удивительно, что здесь чаще бывают радостные похороны, все рады повстречаться друг с другом, дети веселые носятся, закуски, вино… А здесь – чуть не все плакали. Зашли к нам «отметиться» наши соседки Милица и Драга. Спросили их, почему все плачут, что особенного было в этой Любице? Они отвечают: «Ничего. Жила вот там на горе, мы к ней в гости ходили, а она больная была, больше тридцати лет в кресле просидела со скрюченными руками. Ревматизм у нее был. Тогда ведь ничего не лечили..». Да, загадка… А недавно почившего сербского патриарха Павла знаете, как вспоминают? «… его мощь проистекала от его скромности, а сила – из доброты..». И за его гробом шли 600. 000 человек (считая жен и детей), целое море людей, такого Белград не видел отродясь. ...
… Всю ночь у гроба, поставленного в здании бывшей школы (крохотного одноэтажного здания, прилегающего к нашему дому-конаку), просидели близкие Любицы, человек около десяти. Полутемная отсыревшая холодная комната (бывший класс), скамьи, стол один, на котором гроб. Печка есть только в соседней комнате, там накрыт стол «по-походному» (консервы, хлеб, спиртное, пластиковая посуда, подходи, когда хочешь). Таков здешний обычай: всю ночь сидят люди вокруг своего умершего и вспоминают его, и плачут. Наутро снова приезжают все остальные родственники и знакомые, кто был вчера, гроб выносится на улицу, и совершается «отпевание». Здесь не принято приглашать священника для этого, «отпевает» здесь специальный плакальщик. … И до самых дальних белоснежных гор, до самых невесомых пушистых облаков несется его заунывный пронзительный вопль: «драга Любица-а-а, зачем ты нас оставила, на кого ты нас покинула-а-а, не знаем больше такого человека, как ты, о, какая ты была добрая-а-а, какая ты была славная-а-а....»… Очень похоже на русский фольклор, да и у всех народов, пожалуй, можно найти такие погребальные песнопения. Удивительно только то, что здесь это – не история, а живая практика c импровизаторами-плакальщиками...
… Да, много удивительного в этой маленькой стране, численность населения которой в два раза меньше, чем в нашей родной Перми и столько же, сколько шло за гробом патриарха Павла – 600. 000 человек. Раньше Черногория входила в состав Югославии, так же, как и Сербия, Хорватия, Македония, Босния и Герцеговина, Косово и Метохия. Общим языком был сербский, а национальность определяла вероисповедание. Например, житель Хорватии мусульманского вероисповедания называл себя «хорват», а житель той же Хорватии православный называл себя «серб». И где бы ты ни жил, если называешь себя сербом – значит ты православный. Все православные церкви и монастыри на территории бывшей Югославии входили в состав сербской патриархии. Так было испокон веков.
Ситуация на сегодняшний день: крохотная Черногория, не имеющая даже своей армии, ввела с этого сентября в школах изучение (на правах родного) какого-то неведомого «черногорского языка», отличие которого от сербского местные жители объяснить затрудняются, и на котором еще не написано ни одной книги. Время от времени проводится перепись населения, и если ты в графе «национальность» напишешь «серб», а не «черногорец», то у тебя возникнут проблемы с трудоустройством и с оформлением различных государственных пособий (пенсий и др). Этот новый язык и новая национальность также нелепы, как если бы, допустим, Урал наш стал «самостийной державой» и все уральские люди должны были бы именовать себя «уральцами», а не русскими и язык был бы выдуман особый, уральский… Еще же новорожденное государство учредило особую черногорскую православную церковь, единомышленную новому правительству, и теперь главный пастырь сербской церкви в Черногории Владыка Амфилохий (пожалуй, самый известный и уважаемый черногорец на свете) оказался «под прицелом», так как он отнюдь не единомышлен, и так как, ну посудите сами, зачем в одном государстве две православные церкви?
… Мы раскрашиваем на продажу и на подарки к Пасхе деревянные яйца, рисуем на них храмы, домики, море, солнце, и подписываем: «Из Черногории с любовью», или просто: «Црна Гора». Только ни в коем случае мы больше не пишем: «From Montenegro with love» потому что узнали, что недавно изобретенное слово «Montenegro» ненавистно местным жителям... хотя иностранные туристы очень радовались такой надписи, понятной для них…
… На машинах скорой помощи, разъезжающих по столичной Подгорице, написано большими буквами «AMBULACIА» задом наперед и шиворот-навыворот, как в зеркальном отражении. Почему? Не знаю. А вот Алиса бы сразу догадалась!
Игумен Даниил (Ишматов)
Желающие помочь монастырю могут перевести деньги на Яндекс-кошелек
410011644350237
