Главная страница

Мы в соцсетях











Песни родной Сербии







.......................




/2.3.2016/

Об одном из боёв в Боснии: рассказ добровольца

Источник: инфо балкан

 

     

В Вышеграде – начало ноября 1992 года. Красивый и опрятный городок, до войны насчитывавший около 25 тысяч жителей, почти пуст – около 2/3 населения, состоявшего на данную пропорцию из мусульман, бежали в «анклав» Горажде, да и немалая часть сербов (в том числе – боеспособной молодежи) поторопилась выбраться из зоны боевых действий, переместившись за «границу» Боснии — на территорию собственно Сербии в крупный город Ужицу.

     

«Вся наша молодежь воюет в «Ужицком корпусе» — невесело шутят 40-50-летние местные ополченцы, сидящие со своими карабинами на «положаях» (позициях) вместо сыновей и внуков. Русская боевая группа («2-й Русский добровольческий отряд»)– 7 человек добровольцев – размещена вместе со штабом 2-й Подринской легкопехотной бригады в местной школе – в самом центре городка.

     

Коек нет – спим на сдвинутых партах, поверх которых постелены матрасы и спальники. Кормят 3 раза в день. С утра – «символический» («европейский») завтрак – чашечка крепкого свежемолотого кофе с кусочком хлеба и «кубиком» джема. В обед – кусок местного совершенно невкусного серого хлеба, «похлебка» из фасоли и, на второе, фасоль со свиным салом (и то, и другое – из консервов – НЗ Югославской народной армии). Вечером – опять фасоль, кофе и хлеб с джемом. Но голодными не остаемся – нас в достатке снабдили целыми ящиками консервов: та же фасоль в свином сале, баночки куриного и свиного паштета, а также куски запаянного в пластик сыра, на этикетках которого мы с удивлением читаем: «Кошерно. Одобрено Лозаннским раввинатом». Сербы объясняют – это «гуманитарная помощь» из Швейцарии местным евреям, которых раньше (до Второй мировой войны) проживало в здешних краях множество (о чем молчаливо свидетельствуют два обширных старинных еврейских кладбища), а на данный момент осталось в городе всего две семьи, тоже живущие тут со Средневековья, при чем, оба младших отпрыска служат тут же и, естественно, в «позадине» (тылу) – один из них начальник продовольственного склада, а второй – вещевого… Внешне, впрочем, они от местных одногодков никак не отличаются – здоровенные плечистые парни под 2 метра ростом. Молодежь здесь вся вообще высокая и очень крепкая (вернее – те, что остались – их очень мало). Мы смотримся на их фоне крайне «бледно», хотя и несколько выше, чем старшее поколение местных сербов.

     

Рацион приятно разнообразят щедро доставляемые горожанами для «русов» орехи и сухофрукты, а также сушеное баранье мясо, радушные хозяева все время пытаются напоить нас своей 50-градусной сливовой ракией – но у нас в группе действует «сухой закон» и еще месяца два он будет соблюдаться неукоснительно, вызывая крайнее удивление сербов и даже полу-шутливые намеки: «не муслимы ли русы»?

     

Почти каждый серб в городке, встречая нас, страшно радуется и торопится продемонстрировать остатки знаний русского языка, некогда изучавшегося в школе в качестве обязательного предмета – практически любой помнит два-три русских слова, и неизменно приветствует радостным возгласом: «товарищ!» Все наши попытки объяснить, что мы «господа» встречают непонимание. В представлении сербов еще с прошлой войны, любой русский – обязательно «товарищ». Вскоре мы махнули на это дело рукой – товарищ так товарищ, не беда!

     

Задачи нам ставятся крайне размытые и связанные с ведением разведки на огромной «нейтралке» — в горном районе западнее Вышеграда. Сербы и мусульмане держат свои позиции на вершинах хребтов и горок, около сел и хуторов. Время от времени ходят друг на друга в засады или набеги («акции»). У мусульман – превосходство в «живой силе», но мало оружия и боеприпасов. Сербов же щедро снабдили артиллерией, стрелковым оружием и всей необходимой «муницией» со складов ЮНА, но пользоваться этим оружием совершенно не научили, что сводит все преимущества «на нет». Впрочем, нету у сербов и большого желания воевать вообще. Привыкли слишком к «европейскому комфорту» и постоянно «оглядываются на Югославию». Затаенная их мечта – чтобы снова, как за полгода до того, пришла из Сербии регулярная армия с танками, авиацией и артиллерией и «раздавила» оставшиеся мусульманские анклавы. Но армия не придет – Милошевичу поставлен американцами и Европой ультиматум и он предпочитает помогать исподволь, по-мелочи, даже не догадываясь, что спустя полтора десятилетия нерешительная политика приведет в конце-концов его на смертный одр в тюрьме Гаагского трибунала… Но пока до этого далеко. И пока сербам есть куда бежать — при атаках мусульман они, как правило, бросают позиции практически сразу, а также оружие и снаряжение. Иногда бегут и без атак – в результате ночной паники. Утром возвращаются, как ни в чем не бывало, собирают брошенное оружие и снова чувствуют себя «войниками за Отачжбину». За то, кого не спросишь в кафане – «Сколько муслимов запуцал»? (застрелил) – редко кто назовет цифру меньше 20 и уж совсем скромные (как правило – пожилые) признаются, что живых вооруженных мусульман даже издали не видели.

     

По-настоящему боеспособных и храбрых бойцов в 5-сотенной бригаде десятка два-три. Половина из них — добровольцы из Сербии и Черногории. С последними мы сразу находим общий язык, появляются даже планы создать сводное русско-черногорское подразделение, но командование бригады ревниво следит, чтобы русские действовали исключительно отдельно – исходя из своих потайных причин, которые станут нам известны намного позже.

     

Наше боевое применение пока весьма ограниченно – мы, что называется, «освещаем» нейтральную территорию, производя разведывательно-патрульные выходы по нескольку километров по сильно пересеченной горной местности. Несколько раз – с незначительными перестрелками. Проводников нам не дают, ходим «по карте». На самом деле, настоящих военных специалистов среди нас пока нет – единственный старший офицер в ходе первого же выхода потерял среди нас всякий авторитет, запил и перешел в чисто сербское охранное подразделение. После краткого «отбора» выяснилось, что по физическим и моральным данным в разведку могут ходить только четверо, лишь один из которых – Валера — в «прошлой жизни» был кадровым лейтенантом, да и то – «замполитом» со всеми вытекающими последствиями (он погибнет через год – в нелепой пьяной «разборке», уже в другом отряде). Командует пока «Ас» (Саша) – он храбр и очень гордится своим «командирством» (сейчас я бы его близко к командованию группой не подпустил). Воевал в Приднестровье, но, как и у остальных, там у него было всего 2-3 реальных боевых стычки. Впрочем, в перерывах между выходами мы все вместе тщательно штудируем учебники по войсковой разведке и боевые уставы, даже пытаемся отрабатывать на местности приобретенные теоретические навыки. Но выходы – «сутки через сутки» (ночь-день через ночь-день). К горам мы еще не привыкли – очень сильно выматываемся — особо не до тренировок. И так за пару недель «высохли» чрезвычайно, хотя ни у кого «лишнего веса» и ранее в помине не имелось.

     

А тут погода еще специфическая – горная. Внизу – в Вышеграде — днем распускаются розы в палисадниках (по утрам, правда, иней). Дни почти сплошь солнечные — температура днем до +20 градусов, а вот ночью – повыше в горах -10 (высота колеблется – внизу – в долине Дрины — примерно 300 метров над уровнем моря, а там, куда мы поднимаемся – под 1000). Пока лезешь вверх по довольно крутому и длительному подъему (обычно – ночью по козьей тропке на хребет с характерным названием – Будковы Стены) – вспотеешь насквозь, а как доберешься до места ночевки (в собственно «поиск» выходим на рассвете) – холод мгновенно продирает до костей, чему очень способствует наша же мокрая от пота одежка.

     

Вдобавок, внизу все в яркой, почти летней зелени, и наш камуфляж, соответственно, прекрасно маскирует. А наверху – уже поздняя осень – кусты горного дуба, орешника и всякой иной колючей и хлесткой «древесины» уже все пожелтели и опасно быстро облетают – наши «крутые» темно-зелено-коричневые куртки явно выделяются на пожухло-желтом фоне. К тому же, мы еще носим (чисто из «форса») черные береты с маленькими блестящими двуглавыми орлами вместо кокард. Только я уже сменил демаскирующий берет на местную пилотку-«шайкач» – она обычного «защитного» цвета.
После некоторых скандалов нас нормально вооружили местными «репликами» «Калашниковых» калибра 7,62 мм, к которым в комплекте идут «тромблоны» — съемные насадки для стрельбы ружейными гранатами. Каждый получил по 4 магазина, по 4 ручных гранаты (весьма слабого действия, впрочем, — в этом позже пришлось убедиться). Ружейные гранаты взял только я. (Пулеметы, снайперские винтовки и рации мы получили где-то через три недели, когда отряд заметно пополнился. В описываемый момент у нас их не было).

     

4 ноября Ас вернулся из штаба с новой боевой задачей – необходимо провести серьезную разведку за Будковой Стеной – в направлении довольно большого мусульманского села Холияцы – ближайшего к Вышеграду (по «воздушной линии» — всего то ли 2, то ли 3 километра). Необходимо выявить позиции противника и систему их охраны. Через сутки мы должны вернуться к плотине Гидроэлектростанции, находящейся под контролем сербов. На этот раз вполне возможно боестолкновение. Идем впятером – к нам выразил желание присоединиться наш «доблестный моряк» (капитан 3 ранга), ранее утверждавший, что службу проходил в морской пехоте (врал, конечно). Он даже явился для этого со своего «положая». Итак: Ас, я, Валера-«замполит», Тимофей и Андрей (храбрейший и во всех отношениях прекрасный парень, он погибнет в бою спустя ровно месяц на этой же самой Будковой Стене).

     

В 2 часа ночи – подъем. Молча, сосредоточенно собираемся, вооружаемся, берем запас патронов, сухпай, воду – в общем – все необходимое. Короткая молитва – «Отче наш» и «Живым в помощи вышнего». Присели на несколько секунд и — «С Богом! Вперед!» Спускаемся во двор. Там уже глухо урчит мотором дежурный «камион» (грузовик). На этот раз – это обычный грузовой автофургон – значит, ехать придется в полностью закрытой коробке, без удобств – прямо на полу. Во дворе нас приглушенно приветствует пара стариков-ополченцев, несущих ночное дежурство по охране штаба. Вооружены они немецким пулеметом «МГ-34» — самым что ни на есть «трофейным» — довоенного еще выпуска, о чем свидетельствуют многочисленные «имперские» клейма-орлы. Небось, еще партизаны Тито с ним воевали… да так и остался лежать бережно схороненный где-нибудь на чердаке у одного из этих «дедов» (каждому из которых лет за 60 уж точно).

     

Залезаем в фургон – как в ловушку. Водитель затворяет дверцы снаружи. «Если что» – даже не выскочить. Не так давно на дороге к электростанции подорвался на мине и был расстрелян из засады такой же грузовик. Стараемся не думать об этом.
Едем долго – потому что медленно. Дорога относительно ровная – трясет только там, где полотно повреждено разрывами мин или снарядов, но таких мест немного. Водитель опасается ехать быстрее потому, что фары включать нельзя, приходится в темноте (хорошо хоть, что он эту дорогу знает «как свои пять пальцев» — местный ведь). До «электраны» километра 4. Можно было бы проехать ближе и быстрее – через исторический «Мост на Дрине», увековеченный в романе Иво Андрича (по возвращении – сразу с удовольствием перечитал «новыми глазами»), но в то время левобережная окраина Вышеграда считалась местом небезопасным – нас повезли по правому берегу.
Прибыли. Выгружаемся на крайнем сербском «блок-посте». Он считается «штрафным» – сюда «ссылают» попавшихся на пьянке в карауле и т.д. Пара бойцов боится даже после нашего прибытия вылезти из своего ненадежного убежища — сложенного из бетонных блоков маленького пакгауза. Кругом расставлены управляемые мины. Впрочем, мы здесь уже не раз бывали – особо осматриваться не интересно, да и некогда. После краткой заминки прощаемся с провожатым и начинаем подъем по тропке. Сначала лезем довольно легко – погода благоприятствует – над нами абсолютно чистое звездное небо. Внизу – прямо под нами – клокочет Дрина. Лезем упорно – до рассвета надо перевалить за вершину хребта и передохнуть. Подъем очень крутой – часто приходится ползти вверх на четвереньках – иначе высок риск сорваться – и тогда до реки долетит только бесформенный «паяц» вместо человека. Пот начинает застилать глаза, дышится тяжело. Я тащу больше всех (ружейные гранаты), но, как замыкающий, не могу отстать ни на шаг. Резко падает туман. Густой, словно молоко. В таком и днем то едва видно на пару метров вперед, а ночью – на вытянутую руку едва. Приходится перешептываться, чтобы не потерять друг-друга в этих «сливках». Каждые полчаса – 5 минутный привал. Будковы Стены невысоки — примерно 500-600 метров над Дриной (а над дорогой – того меньше), но тропинка очень сильно петляет, обходя скалы и отвесные обрывы, то спускаясь, то снова загибаясь вверх. К 5 часам утра достигаем гребня, осторожно – в полном соответствии с уже отработанными навыками, переваливаем через него, начинаем медленный спуск по куда более пологому обратному скату. Туман, наверху, сначала более разряженный, в одну минуту снова стал совершенно непроницаем – до рассвета двигаться невозможно. Привал. Ложимся на крохотной полянке кругом – стволы во все стороны. Чтобы не потеряться – расходиться нельзя. Холодно. Мгновенно замерзли. Шевелю пальцами ног в ботинках – промокшие шерстяные носки не греют – скорее наоборот – забирают тепло. Потираю руки – а то палец на спусковом крючке скоро перестанет сгибаться. (Запасное зимнее сухое белье в заплечном ранце мы стали носить только позже – когда нас принял под команду опытнейший майор-«афганец» Эдик. Впрочем, у нас тогда и не было запасного комплекта зимнего белья – внизу у сербов «еще лето продолжалось», а на позициях они грелись у костров).

     

Начинает светать. Туман по-прежнему густой и редеть явно не собирается. Короткое совещание шепотом. В тумане мы не знаем – где находимся. Карта бесполезна. Вдруг Тимофей в полный голос начинает «выступать» — мол – «надо возвращаться назад, Ас плохо командует и вообще – все мы – «дилетанты», а он – профессионал» (ага – «профессионал» — практически в тылу у противника на повышенных тонах разговаривать). В итоге, совершенно серьезно пообещали сначала его приколоть (мы все ещё таскали тогда совершенно бесполезные, но красивые югославские штык-ножи к винтовкам «маузер»), а потом уже возвернуться. Заткнулся.

     

Еще часа через полтора туман начал редеть. Можно двигаться. Растянулись цепочкой. Ас впереди, я – замыкающий (вторая по ответственности роль в группе при движении и самая тяжелая). Вышли на довольно утоптанную тропу для домашнего скота. Вокруг – великолепные «строевые» сосны. Двигаемся медленно и осторожно. Без дозора – нас слишком мало, да и туманно все же – легко потеряться – ведь тропа постоянно петляет и ветвится. Где-то внизу – непонятно насколько близко (горы и скрадывают и усиливают звуки) – лают собаки и мычит скот. Слышен стук топора и гортанные людские голоса. Сходим с тропы. Начинаем снова подъем вверх. Добрались до гребня, расположились. По-прежнему не можем толком «привязаться» к местности. В тумане заплутали. Наконец, Ас берет Андрея и спускается с ним вниз по длинной отлогой промоине (она служит и ориентиром для возвращения) – решив «захватить языка» из местных. Мы заняли позиции и ждем. Долго ждем. Минут 40. Напряжение нарастает. Вдруг снизу раздается одиночный выстрел, крик, за ним – длинные автоматные очереди. И снова все смолкло. Ждем опять. Нервы на пределе. Наконец, подав условный сигнал, из промоины появляются Ас и Андрей. Короткий горячий рассказ шепотом. Они спустились прямо к домам, Андрей остался на прикрытии, а Ас полез в огороженный двор, где сразу столкнулся с невооруженным пожилым «муслимом». Тот опешил и Ас стал ему показывать знаками, чтобы шел с ним (естественно, используя в качестве основного аргумента наведенный автомат). Тот начал уже подчиняться, когда неожиданно появился второй и заорал. Ас попытался «захватить» и его, но тот побежал, а за ним – и первый. В итоге Ас первого застрелил, а во второго тоже стрелял – но попал или нет – непонятно (я думаю, что нет). Совещаемся. Тимофей молчит – он явно испуган. Настаиваю, что мы обнаружили себя и нам надо покинуть это место, пока сюда не сбежались все бойцы противника. Но Ас не хочет уходить, не выполнив задачи. Как только рассеется туман – надо попытаться продолжить разведку. Он – командир. Несколько смещаемся вдоль гребня назад и занимаем позицию. Еще минут 40 сидим в засаде.

     

Туман пропал также, как появился – внезапно и сразу. Только что был – и нет его – как совсем не было вовсе. И почти сразу по гребню – прямо на меня – спускаются двое молодых людей в полувоенной одежде с автоматами в…руках. То, что это противник – никаких сомнений. Оборачиваюсь к Асу (он засел в шагах 5 в стороне) – знаком показываю «двое с оружием» и направление. Он не видит – скала скрывает. Вжимаюсь в землю и понимаю – вот-вот меня увидят. Но хочу подпустить поближе – чтобы остальные наши тоже увидели и могли стрелять. Со слов Аса — страшно побледнел (что неудивительно – ни разу еще не стрелял в человека – в Приднестровье участвовал в перестрелках не раз – но либо ночью стрелял «на вспышки», либо – днем – по окнам домов, откуда вели огонь. Сам под прицельным огнем противника бывал уже неоднократно, один раз просто чудом «ноги унес», но вот, чтобы самому так вот «выцеливать» врага – это было впервые). Близко. Метров 70 осталось. Правый резко вскрикивает – показывает на меня рукой и тянет с плеча ремень автомата. Сейчас бы я «нынешний» холодно и расчетливо – двумя короткими (по 2 патрона) — уложил бы обоих (даже дернуться не успели бы). Но то сейчас. А тогда приподнялся зачем-то на одно колено и начал бить длинными очередями – автомат ходуном ходил в руках. Кажется, в правого я все же попал – он побежал, в прицеле мелькнула его светлая рубашка, а потом он как то резко, но очень неловко завалился (почему-то я до сих пор уверен, что убил его, хотя, вполне возможно, что только ранил). А вот второй нырнул в сторону и начал лупить по мне. Видимо – он был все же поопытнее немного – я сразу потерял его из вида, а он меня – нет. Но стрелок был тоже неважный – вокруг меня только каменная крошка да срезанные ветки кустарника полетели, но так и не попал. Тоже длинными бил — с перепугу, наверное.
В общем – с этого и «началось по-настоящему». По нам начали лупить из винтовок, автоматов и пулеметов со всех сторон – сами того не зная, мы залезли в тумане прямо между долговременными и прекрасно замаскированными огневыми точками (ДЗОТами). Я потом (спустя месяц – когда Холияцы взяли с нашим решающим участием и потерями) ходил – осматривал их позиции. В отличие от сербов – построились муслимы очень толково. Нам просто повезло, что мы так легко отделались в тот день.

     

Сначала мы пытались отстреливаться, хотя толком не понимали – откуда по нам бьют. Я в белый свет, как в копеечку выпустил 4 ружейных («тромблонских») гранаты, Ас по рации вызвал минометный обстрел (совершенно бесполезный, так как он толком не понимал – где находится сам на местности, и, тем более – где противник, да и корректировать огонь нас еще никто не научил тогда). Впрочем, пока мины беспорядочно рвались где-то относительно недалеко (сербы просто вели огонь по заранее намеченным координатам) стрелять по нам прекратили. Воспользовавшись передышкой, мы бегом начали уходить назад прямо по гребню… и снова попали под огонь. Только чудом проскочили. Нас оставалось уже четверо (Тимофей исчез при первых выстрелах и обнаружился уже внизу – «советский офицер – морпех» попросту сбежал сразу, как началась «заваруха»). В самом конце гребня, перед спуском вниз, из кустов торчала большая белая скала. Пробегая мимо нее, я слышал глухой стук пуль, и видел дымок, выбиваемый ими из камня совсем рядом – в сантиметрах, наверное. Уже прыгая вниз, услышал среди такого же частого глухого стука «мокрый шлепок» и, интуитивно обернувшись (за долю секунды до того я уже понял каким-то «шестым чувством», что в кого-то из наших «попали»), увидел бегущего сзади Валеру, его бешеные глаза, нижнюю половину лица, сжимаемую свободной от автомата рукой и струйки крови, бегущие между пальцев.

     

-«Ты ранен?» (кивок). «Бежать можешь?» (кивок). Мчимся дальше, соскакиваем с гребня, я показываю Валере, чтобы он по промоине катился вниз – в сторону отдаленно шумящей Дрины, а сам ложусь за камень, ожидая остальных – Аса и Андрея – они ведь бежали следом. Их все нет. Впереди в густом кустарнике кто-то ворочается – я подаю условный звук. И тут же по мне лупят из нескольких автоматов – только ветки летят и бьет по барабанным перепонкам дикий, непередаваемо противный (куда противней, чем в кино) визг рикошетирующих от камней пуль. Перекатываюсь, стреляю в ответ – «в сторону противника». По мне опять бьют – теперь уже и сзади откуда то… И так – довольно долго. Я уже никого не ждал, а просто менял позиции, спасаясь от прицельного обстрела. Самому стрелять было бесполезно – не видел – откуда по мне ведут огонь. Ну, в общем, я благополучно удрал. Примерно через 3 часа вышел к условленному месту (вблизи блок-поста) и встретил там всех остальных – пришел последним. Валера появился чуть раньше – его лицо страшно распухло (глаза заплыли и стали узенькими, как у китайца) – пуля вошла в щеку, выбила 2 зуба с одной стороны, 2 – с другой и вылетела через вторую щеку. Язык не задела. Через месяц он вернулся в строй, использовав проведенное в госпитале время для отличного овладения сербским языком.

     

Вот так вот я впервые стрелял в человека в реальном бою. Потом всякого было много. Очень много. Но этот бой запомнился. Словно вчера все это с нами случилось.

     




Просмотров: 2964