В исходе XII века возсияло сие лучезарное светило богословия для земли Балканской. Много состязался Иларион со всеми ему современными ересями, и подвиги его описаны благоговейным пастырем Евфимием, Патриархом Тырновским.
Иларион происходил от весьма знаменитых и богатых родителей, которые во всю свою жизнь поступали по заповедям Господним и были усердные молитвенники Богу. Долго они безчадствовали, и пламенным их желанием было иметь благословенный плод в утешение своей старости. Подобно неплодствовавшей матери Самуиловой Анне, мать Иларионова возсылала теплыя молитвы о благословении ея брака и возложила все свое упование на Матерь Божию. Часто притекала она в храм Ея и со скорбными слезами так ей молилась: «Не презри, Владычица, рабы своей и не оставь меня безчадною в роде моем, ибо снедает меня печаль сия и не могу долее сносить поношения безчадства, но к Тебе прибегаю, могущей разрешить мое неплодство».
Однажды в сонном видении явилась ей Пречистая и, слегка ея коснувшись, сказала: «Встань, о жена, имеешь просимое тобою и более не скорби. Родишь сына, и многих обратит он из глубины прелести к свету богоразумия». Воспрянула утешенная жена, и сердце ея исполнилось еще большею радостию о духовном предназначении ея младенца, нежели о его рождении. В течение года родила она обетованнаго младенца и выразила свою радость самым его именем Илариона, означающего «радостный».
Чудно созревал он и уже трех лет от рождения мог воспевать Ангельскую трисвятую песнь, которую слышал некогда Пророк Исайя: «Свят, Свят, Свят Господь» (Ис. VI, 3). Дивились такому разуму все присные их. Отрока учили Божественному Писанию, в котором он много преуспел.
Осьмнадцати лет оставил он родителей и самый мiр, чтобы прилепиться к ангельскому житию и был как маслина плодовитая в доме Божием. С усердием проходя все монастырския должности и до конца отсекая свою волю, он просиял такою добродетелью, что имя его было на языке у всей братии; утешался им духовный его отец, настоятель обители, прозорливым оком провидя его славу и непрестанно молил Господа, да не впадет в искушение духовное его чадо.
Так протекли многие годы. Предчувствуя свое отшествие к Богу, настоятель собрал к болезненному одру своему всю братию и поручил ее предстоятельству Илариона, который по истине сделался не только наследником ввереннаго ему стада, но и благодати отчей и молитвы, смиряя себя пред братией и подавая ей образец жизни. В бдениях и постах, день и ночь проливал он слезы и во всем подражал великому начальнику общежития палестинскаго Феодосию Киновиарху.
Случился однажды тяжкий голод, и недоумевала братия от оскудения пищи. Блаженный же Иларион обратился с молитвою к Богу, призывая Его человеколюбие, и, о чудо! праздная житница внезапно наполнилась житом. Облако печали отлегло от сердца братии; ибо близок Бог боящимся Его и, если часто даже внимает молитвам людей недостойных, то кольми паче достойных! Иларион явил себя вторым Иосифом житодавцем пред очами учеников своих и всех, которые с верою к нему прибегали, и благодушно кормил народ, ибо из окрестных стран стекались к нему удручаемые голодом. Много пришедших за хлебом вещественным напитывались от него хлебом духовным; тут же, оставляя мiрския свои одежды и остригая власы, поступали они в число его учеников. Не было места, где бы не прославлялось имя его, но Иларион не утешался молвою житейскою, облекая себя как бронею смирением: «Не нам, не нам, – говорил он, – но имени Твоему, Господи, даждь славу».
Не допустил Господь, чтобы такой светильник оставался под спудом и светил бы только в тесном объёме одной обители; ему надлежало светить мiру с кафедры святительской. Матерь Божия, предсказавшая матери Иларионовой рождение благодатнаго младенца, явилась в сонном видении Архиепископу всея Болгарии Евстафию и сказала ему: «Не отлагай, о Архиепископ, поставить светильник на свещнике; Илариона, начальника общежития, рукоположи пастырем меглянам, ибо многих обратит от прелести и приведет к свету богоразумия». Воспрянул от сна Архиепископ и поспешил привести в исполнение повеленное ему втайне. В ту же ночь и блаженному Илариону было некое сладостное явление. Таинственный муж предстал ему и сказал: «Господь Бог твой призвал тебя правдою и укрепит тебя, и даст тебя в завет роду твоему, извести от уз сидящих во тьме». Проснулся Иларион и, размыслив о чудном видении, уразумел, что оно было ему свыше; но, покоряясь божественному повелению, скорбел о предстоявшей разлуке с братиею. Не много дней спустя, вызванный к своему архипастырю, был он рукоположен во Епископа граду Меглину.
Пришедши к своей пастве, прежде всего вступил в соборную церковь; там, припадая к святым иконам, усердно помолился о врученном ему стаде. Веселием исполнились сердца людей верных при виде добраго пастыря. Преподав им мир, смиренно, но вместе и твердо, он поучил их держаться Православной Веры и заповедей церковных, всячески удаляясь от нечестиваго учения, которое, к сожалению, было сильно. В то время распространялась ересь манихейская в пределах Болгарии, чрез население павликиан, или богумилов, которые пришли в нее из Малой Азии и, водворившись между Христиан племени Славянскаго, разсеявали пагубное свое учение о двух началах, добром и злом, содержащих будто бы вселенную, и против воплощения Христова. Последуя злой ереси Павла Самосатскаго, от котораго заимствовали имя павликиан, они отвергали все догматы и предания Церкви. Посему Иларион наипаче внушал своей пастве «веровать во Святую Троицу, Отца, Сына и Святаго Духа, исповедывать воплощение Сына Божия, призывать себе на помощь силу Честнаго и Животворящаго Креста, на коем был распят Господь и который есть непобедимое оружие на врагов видимых и невидимых, почитать мощи святых угодников Божиих и соблюдать все церковныя заповеди, предавая достойному отлучению ересиархов Ария, Македония, Нестория, Евтихия, Манента и Павла Самосатскаго, наипаче же сих двух сеятелей плевел павликианских». Замечательно, что и по нынешнее время еще существует в Болгарии ересь богумилов под простонародным названием бабунов.
Утешались православные правым его учением, и умножалось с каждым днем число оставлявших свое заблуждение; но последователи манихейские, числом превосходившие Христиан, начали воздвигать на ревностнаго проповедника истины различные ковы, чтобы подобно диким зверям расхитить его стадо. Сокрушалось сердце добраго пастыря, и теплыя молитвы возносил он Богу, дабы заградил Он зияющие, подобно гробу, уста врагов Православной Церкви, усугубляя свои поучения людям. Ненавистники же добра, распаляясь все более и более злобою, покушались не только совратить паству, но и с самим пастырем вступали в состязание; но Иларион, положив себе упованием Вышняго, как тонкую паутину разрывал вся их неразумныя плетения.
Однажды пришли к нему лжеучители манихейские, кроткие по виду, облеченные как волки в одежды овчия и, подобно фарисеям, искушавшим самаго Господа, думали опутать словом вернаго Его ученика; но сами впали в сеть, которую разставляли другим, и лесть их была обличена истиною во утверждение ищущих спасения. «Каким образом, – вопросили они, – мудрствуя по-своему, не покоряетесь вы нашему учению о Боге: что один был Творец Благий, Содетель неба, другой же, лукавый, сотворил землю и все, что на ней?»
«Если хотите мне внимать, – ответствовал им смиренный Илларион, – то отложите всякую гордость. Как говорил сам Господь в Святом Евангелии: мое учение несть мое, но пославшаго мя Отца (Ин. VII, 16), так и я не от себя буду беседовать с вами, но из того же Христова Евангелия, на котором думаете вы утвердиться. На чем же основано учение ваше о ином боге, создавшем землю, кроме Благаго Бога, сотворившаго небо? Не научает ли нас сам Господь единству Божию на небе и на земле сею чудною и утешительною молитвою: Отче наш, иже еси на небесех, да будетъ воля Твоя, яко на небеси и на земли (Мф. VI, 9-10)? Что может быть яснее сих изречений? Или еще, когда он взывает к Отцу своему: исповедаю Ти ся, Отче, Господи небесе и земли! (Лк. X, 21). Итак, не одного только неба, но и земли! Не разоряют ли сии слова все лжеучение ваше? И сколько против вас подобных обличений во Святом Писании свидетельствуют, что Бог есть Творец всей вселенной?»
Богумилы, между многими вопросами, коснулись и той своей лести, будто закон древний писан от лукаваго, и выразили вражду на Крест Христов. «О человеки! Возникните из мрака вашего невежества, – сказал им чадолюбивый пастырь, – и оттрясите гибельный сон от зениц ваших. Если бы от лукаваго происходил ветхий закон, то каким бы образом сказалъ Христосъ: испытайте писания, яко вы мните в них имети живот вечный (Ин. V, 39)? О писаниях же разумеет он Моисеевых и пророческих, ибо тогда еще не было новой благодати, а в законоположениях лукаваго как можно обрести живот вечный? Сам Господь перстом своим написал на скрижалях заповеди и дал их Моисею и устами Давида сказал: внемлите, людие мои, закону моему (Пс. LХХVII, 1). Христос вопрошающих Его отсылал к заповедям закона и сам их исполнил все, ибо не пришёл, говорит Он, раззорить закон, но исполнить; восполнив же немощь закона, предал нам вместе с ним и заповеди новой благодати. Как можете вы порицать Крест и называть его враждебным? Не слышите ли Павла, взывающаго: Мне же да не будет хвалитися, токмо о Кресте Господа нашего Иисуса Христа! (Гал. VI, 14)? И еще: Слово крестное спасаемым сила Божия есть. (1 Кор. I, 18). Если же Крест есть сила Божия, почему не веруете ей? Ибо крестом ниспровергся ад и воскресение нам даровалось, и мы сделались наследниками Божиими. И что возглаголем в тот день, когда явится на небеси знамение Сына Человеческаго, то есть Крест Его, пред коим, по слову евангельскому, восплачутся вся колена земная (Мф. XXIV, 30)?»
Сими и подобными речами блаженный Иларион заградил льстивыя уста Манихеев пред всенародным множеством. Как рыбы безгласныя удалились они от лица добраго пастыря, размышляя сами в себе, что им делать? Иларион же, предупреждая их тайныя мысли, увещевал благонамеренных обратиться к истине: «Всяк язык исповедает, что Господь Иисус во славу Отца своего (Фил. II, 11); приидите и вы в чувство, познайте истину, вспомните тот кроткий божественный глас: если бы не пришел Я и не говорил им, греха бы не имели, ныне же извинения не имеют во грехе своем (Ин. XV, 22). Приступите к Соборной Церкви и приимите баню Святаго Духа, во оставление грехов. Вас ожидает Небесный Отец и закалает тельца упитаннаго ради вашего обращения, и созывает на вечерю присных своих и друзей». Внимая пастырскому увещанию, многие из них умилились сердцем и, припадши к его ногам, молили о святом крещении, сами укоряя свое нечестивое верование, и сопричлись к его избранному стаду.
Писатель жития Иларионова говорит, что предстоятели армянской веры позавидовали успехам Православия и, не в силах будучи никакими озлоблениями раздражить добраго пастыря, возбудили против него своих единоверцев, которых много находилось в Меглине, вероятно, по делам торговым. Но угодник Божий безстрашно ходил посреди их, как агнец между волков, не обращая внимания на все их козни и повторяя слова псаломныя: «Аще и пойду посреде сени смертныя, не убоюся зла, яко Ты со мною еси» (Пс. XXII, 4). Часто приходили к нему еретики под различными предлогами, чтобы чем-нибудь уловить его, и отходили без всякой пользы, с чувством лишь своего недостоинства; но как бы поражаемые тайною пращею, опять возвращались, еще более распаляясь гневом.
Однажды, побежденные его мудростью в состязании о вере, взялись они в порыве ярости за камни, как некогда иудеи, возставшие на первомученика Стефана, и замертво оставили труженика в поле, близ того места, куда любил он удаляться от своего города на безмолвие. Но Промысел Божий сохранил Илариона, и он явился мучеником без крови. Пришедши в чувство, встал и возвратился опять в свою пустынную келлию. Когда весть о том достигла до православных жителей Меглина, все они хотели единодушно устремиться на злоумышлениковъ, чтобы до конца их истребить; но подражатель незлобиваго Христа возбранил им, говоря: «Чада, вспомните сказанное Апостолу Петру: вложи меч в ножны, ибо всякий приемлющий нож, ножем и погибнет (Мф. XXVI, 52; Ин. XVIII, 11). И Апостолы, биемые за имя Господне, возвращались с радостию из соборища иудейскаго. Оставьте недобрых, не ведают, что творят». Лукавое же сонмище, видя такое смирение, недоумевало и, как некогда о Господе, так и о нем была различная молва: одни говорили, что он благ, другие же, напротив, что обольщает народ, и распря возникла между ними.
Не оставляли они, однако, по-прежнему приходить к нему для состязаний, всеми способами стараясь утвердить свое учение и похваляясь своим православием, «что наипаче содержат древнейшия предания, святыя службы и посты и все что от первых времен предала им Апостольская Соборная Церковь». Но кроткий Иларион с большим смирением отвечал им: «Хорошо, что вы упомянули о Церкви, которая, прияв учение свое от самовидцев Слова, святых Апостолов, свято соблюдала все установленное ими и доселе содержит. И вы издавна сего держались до IV Вселенскаго Собора, бывшаго в Халкидоне; но с тех пор отлучились от Соборной Церкви и, увлеченные своими наставниками, последовали различным заблуждениям». Тогда Иларион постепенно изобличил пред ними, одно за другим, то, в чем отступали от догматов и преданий соборных, и некоторые из Армян, убежденные его словом, возвратились в материнское лоно Церкви.
Странное слово о Императоре Греческом Мануиле Комнине находится в житии святаго Илариона: будто до такой степени превозмогала в его время ересь армянская, что и сам Царь Кир Мануил едва не отпал от нашей благочестивой веры, если бы не утвердил его догматическим словом блаженный Илларион. Утвердившись же, Царь удалил из сердца своего нечестивое учение и показывал во всем внимание к Архиерею Божию, обогатив его многими дарами. А между тем армяне, непрестанно состязуясь о вере, пришли, наконец, в сознание своей прелести и приступили к Соборной Церкви, к общей радости благочестиваго пастыря и Царя, который написал ему собственноручное послание, повелевая совершенно искоренить лжеучение в своем стаде, не покоряющихся же истине изгонять, дабы православные не заразились их пагубною ересью. Иларион исполнил повеление царское, удалил всех суемудрствовавших и основал на месте их собрания благолепный храм во имя святых Апостол. Он устроил там обитель своих иноков и сам часто совершал в ней богослужение с братией.
То, что говорил Патриарх Болгарский, живший в XIV веке, об Императоре Мануиле, может объясниться тем, что Царь весьма старался о присоединении Армянской Церкви к Православию, и дело сие, успешно начатое, остановилось только по причине его смерти. Известно по истории, что Мануил посылал для совещания о вере с Католикосом армян, Нерсесом Клаенским, и братом его Григорием, из царственнаго рода Арсакидов, философа греческаго Феориана и что по предмету соединения Церквей была переписка у Императора и Вселенскаго Патриарха Михаила с обоими Католикосами. По смерти Нерсеса Собор всех первостепенных епископов армянских созван был в 1180 году братом его и преемником Григорием IV в киликийском городе Румкла, где была тогда кафедра Католикосов. Все они были склонны к союзу церковному, хотя в соборной грамоте их на имя Царя и Патриарха было нечто неопределенное, о двух во Христе естествах и Халкидонском Соборе, несмотря на прежния совершенно ясныя выражения бывшаго Католикоса Нерсеса. Не подало ли это повода писателю жития сомневаться и в православии Царя, по сношениям его с людьми сомнительными? Не был ли также вызываем благочестивый Иларион для совещания Императором в Царьград по предмету состязаний с армянами? Это могло быть виною его прения с ними не только в столице, но и в своей епархии, и возбудить против него их жестокую ненависть, которою преследовали его до самой кончины.
Святой Иларион продолжал до конца дней своих пастырски ревновать о православии своего стада и имел утешение видеть множество богумилов, обратившихся словом его к истине и приявших святое Крещение. Процвела при нем и созданная им обитель, часто оглашаемая поучительным его словом, и украсилась множеством иночествующих, которых утверждал он на камени правой веры. Предчувствуя свое отхождение к Богу, созвал он всех своих учеников и, поставив им настоятелем благочестиваго игумена Петра, еще однажды заповедал соблюдать все добродетели иноческия и пребывать в любви взаимной и преданиях отеческих. Петр был присный ученик его и многие годы провел под его спасительным руководством. Преподав в последний раз мир братии своей, уснул Иларион блаженным сном в 21-й день Октября 1164 года. С великою честию погребли трудолюбивое тело его в той обители, где он подвизался; рыдания же учеников его заглушали пение ЛИКОВ.
Разсказывают о блаженном Иларионе, что от юности своей и в течение тридцатилетняго святительства никогда не вкушал он вина. Когда много лет после его кончины стали нарушать в его обители строгую заповедь трезвости, вопреки запрещения игумена Петра, и вместе съ тем начали появляться другие безпорядки в жизни иноков, невоздержным явился в сонном видении сам Иларион и с гневом их обличил. Одних наказал только словом, других тяжкими ударами, а некоторых предал смерти. На следующее утро те, которым снились раны, впали в тяжкую болезнь, а которым приснилась смерть, те действительно вскоре умерли, к общему страху и назиданию, и тем прекратилось нарушение правил отеческих.
Много иных различных чудес явил по смерти своей Святитель. Отовсюду стекались к нему недужные и над его гробницей получали исцеление, доколе, наконец, по царскому и церковному определению, изъяты были из земли нетленныя его мощи. Когда же открыли гробовую раку, чудное благоухание разлилось по всей церкви, ибо из очей его текли как бы два источника мира, пред лицем многих его учеников, прославивших Господа за сие радостное событие, и еще обильнее самаго мира потекли от него исцеления.
Более полувека спустя, когда уже оскудело Царство греческое, а болгарское возвеличилось, под державою благочестиваго Краля Калояна, который мужеством своим стяжал области греческия и иллирийския, дошло до его слуха о чудесах блаженнаго Иллариона. Сердце его возгорелось ревностию насладиться так же благодатными дарами от угодника Божия, и он послал освященный собор иереев за мощами Святителя в город Меглин, чтобы с великою честию перенести их в свою столицу Тырнов. Патриарх Болгарский со всем клиром вышел им навстречу и положил святыя мощи в мраморную раку в своей кафедральной церкви Святых Сорока Мученик Севастийских. И там многая явил исцеления притекавшим к нему с верою Святитель Иларион, ибо всех он любит и всем как бы живой себя предлагает, – говорит о нем жизнеописатель Патриарх, – не отревая ни юноши ни старца, но всем подает, да всех приобретет. Патриарх Евфимий как бы предчувствовал близкое разрушение своего града, когда заключил жизнеописание молитвою, «чтобы Святитель Иларион пращею мудрых словес своих отогнал нечестие волков и развеял супостатов, сострадая тяготам нашим, дабы направить всех в тихое пристанище Божие!»
