БЕГСТВО ОТ УСТАШЕСКОГО ТЕРРОРА
После шести лет учебы в семинарии и проживания в интернате города Сараево, в 1936 году Гойко поступил на богословский факультете в Белграде. Вначале он жил у родственников отца, потом на съемных комнатах в Белграде.
Посвятив себя интеллектуальному труду, наряду с учебой на богословском факультете он окончил и последнюю, высшую ступень обучения в гимназии, получив аттестат зрелости в VI Белградской мужской гимназии.
Случилось так, что заключительные экзамены в оба места он должен был сдавать одновременно. Об этом он сказал мне однажды в разговоре: «я окончил курс обучения в университете в 1940 году и сдал все экзамены, осталась только литургика. Так как мне одновременно пришлось бы сдавать и этот экзамен, и за курс гимназии, я сказал себе: в гимназии не могу отложить, а литургику, пожалуй, отложу на осень. Но в том же году я пошел в армию, на полгода. Семинаристы имели право служить сокращенный срок, при условии рукоположения в священники или пострижения в монахи в течение двух лет, а иначе должны были служить полный срок. Я проходил службу в военной больнице в Заечаре. В октябре прошу капитана отпустить меня на один день в Белград сдать литургику. Он отправляет меня к генералу дивизии. Тот отказывает. Потом наступил 1941 год и война. Только в 1942 представилась возможность сдать этот экзамен и получить диплом. Так оно и было».
РАБОТА НА СТРОЙКЕ
В начале войны Гойко вернулся в родное село Кучанци. Но в фашистском Независимом Хорватском Государстве, созданного усташами всего через четыре дня после начала Второй мировой войны на территории Югославии, для сербов наступило время страшного террора. Гойко со многими своими земляками вынужден был бежать в Сербию. Так он снова оказался в Белграде, теперь уже в качестве беженца.
Чтобы было на что жить, он должен был приняться за тяжелую работу на стройке. Вспоминая о том времени, он рассказывал мне:
- После бегства в 1941 году в Сербию, я работал в Белграде на стройках. Однажды при разгрузке балка придавила мне большой палец, и я больше не мог работать. Весной 1942 года мой школьный товарищ, иеромонах Елисей (Попович), отвел меня в монастырь Святой Троицы в Овчаре. У монастыря было свое хозяйство, и там могли меня прокормить; давали мне легкую работу…
Монастыри сербской Святой Горы, как в народе называют многочисленные обители Овчарско-Кабларского ущелья, расположенные по обе стороны реки Западная Морава, разделили военную судьбу страны и народа, к которому они принадлежат.
В начале осени 1941 года, на праздник Рождества Пресвятой Богородицы, немцы бомбардировали монастырь Сретения, и в тот же день, а потом и еще раз, монастырь Святой Троицы. Война, в которой объединялись и сталкивались разные войска, не обошла и монастыри. Здешних монахов арестовывали, заставляли вступать в военные отряды, изгоняли и истязали, но здесь же находили убежище монахи из краев, находившихся под угрозой. В разрушенном монастыре Сретение убежище нашел и знаменитый архимандрит д-р Иустин (Попович), профессор университета, скрывавшийся от немцев, а потом и от коммунистов. Отец Иустин часто посещал и монастырь Святой троицы, чтобы повидаться с тамошним братством.
БЕСЧИНСТВА БОЛГАР
Во время войны эти края, до Тары и Златибора, немцы отдали болгарам. Однажды в 1943 году они выслеживали четников и партизан по Овчару. Прочесывая местность, вышли на монастырь Святой троицы. С оружием наголо выкрикивают приказы: «Выходи наружу!» Всех обыскали, хотя там были только гражданские лица. Один грубый унтер-офицер особенно ополчился на Гойко. Он бесцеремонно вытащил блокнот, который выглядывал из рукава его рубашки. С подозрением его перелистал и начал выспрашивать, как на допросе, что это за шифры, грубым голосом приказывая Гойко тотчас же их расшифровать. Гойко попытался объяснить, что это никакие ни шифры, а краткий конспект каких-то рассказов. Разъяренного болгарского военного это еще больше взбесило, и он стал еще больше всех терроризировать.
А Гойко говорил правду. Одно время, еще перед войной, он работал секретарем тогдашнего министра по делам религии Воислава Янича. В свободное время они читал сборник Яничевых весьма остроумных рассказов, и те, которые ему больше всех понравились, записал вкратце в этот свой блокнотик, который воинственный болгарин вытащил из его кармана, как какое-нибудь официальное доказательство обвинения. Так как искренние объяснения и заверения Гойко не помогли, командиру подразделения, которое вошло монастырь, нужно было вмешаться, чтобы спасти его. Командир был умнее подчиненного ему унтер-офицера, которого в конце концов ему пришлось прогнать строгим окриком: «Аз съм комендант, отивай!» (Командир здесь я, уходи!)
Не прошло и месяца, как снова утром пронесся слух: «Болгары идут!» Большинство монахов бежали и укрылись вблизи от монастыря. Пожилой иеромонах Пахомий (Краль), беженец из монастыря Всех святых в Македонии, позвал Гойко переждать где-нибудь в горах. Они пошли почти на самую вершину горы Овчар, где была пещера. Вечером, когда болгары ушли, они вернулись в свой монастырь Святой Троицы. Им предстало ужасное зрелище. Всех, кто остался в монастыре, болгары свирепо терроризировали. От зверских побоев умерли послушники Лука Радойчич и Радосав Кузманович, а молодой монах Феофан (Джокич) после пыток сошел с ума, два года спустя скончался и он. Тогда же был жестоко избит и монах Йован (Радович).
Но Господь сохранил своего преданного монаха и будущего духовного главу сербов, которого наставлял мыслью и словом добрый духовный старец Пахомий.
ОТЕЦ И СЫН
В то военное время убежище в монастыре Святой троицы нашли отец и сын, боснийские сербы, пережившие тяжелую семейную трагедию. Особенно лицо отца, главы семьи, глубоко врезалось в память будущего сербского патриарха. Гойко, позднее монах и владыка Павел, часто вспоминал о том, что довелось пережить этому человеку и как он это перенес; речь об этом зашла и в разговоре с автором этих строк, когда Павел уже стал патриархом.
Усташи напали на село, где жил тот человек, и перебили всех сербов, которых там застали. Убили и всех членов его семьи, которые в то время были дома: мать, жену, дочь и младшего сына. И подожгли дом. Он остался один со старшим сыном, студентом второго курса семинарии. Во время погрома они были на Саве, поэтому остались в живых. Чтобы сохранить хотя бы этого сына, отец бежал с ним в Сербию и обрел пристанище в монастыре. Но беда захотела взять свое, и его сын заболел туберкулезом. Отец, этот несчастный человек, которого все звали дядей, потому что выглядел он старше своего возраста, был трудолюбив, владел разными ремеслами, умел чинить крышу, менять старые балки, изготовлять разные части телег, и его постоянно приглашали работать в окрестные села. Все, что зарабатывал, он отдавал в монастырь, который приютил его сына. И все лучшее из еды, что ему давали в домах, где он работал, тоже приносил в монастырь. После каждой вечерней службы он долго стоял перед четырьмя зажженными свечами… Его боль все усиливалась, потому что и единственный его выживший сын таял как свеча. Он делал все, чтобы спасти его. Когда сыну стало совсем плохо, отец перестал ходить в село. Он больше не расстался с сыном. После двух ночей в лихорадке молодой человек скончался. Несчастный отец остался один, как сухое дерево.
Патриарх говорит, что в то время он мучительно пытался понять волю Божию и сам чувствовал себя виноватым, что Господь забрал не его, а этого юношу. Но несчастный отец, казалось, лучше него понимал Божию волю. Когда сын умер, отец будто окаменел и только перекрестился, а когда игумен и еще двое пожилых монахов подошли к усопшему, он вышел из комнатки и пошел в церковь. Принял это как волю Божию. Он был разумным и глубоко верующим человеком. Сам сколотил гроб и выкопал могилу. Остался жить в монастыре, постоянно делая какую-нибудь работу, которую сам находил.
«Тот человек, его жизненная позиция, его выносливость, всегда напоминает мне о силе, которая есть в нашем народе», - говорил мне патриарх Павел.
А в одном из своих автобиографических очерков он написал: «С благоговением лицезрел я в этом человеке ветхозаветный лик, как живую истину о человеке, тем более живую, что непостижимую. Смерть – конец мучений, а страдание человека с опустошенной горем душой – самое большое искушение. Сын упокоился о Господе, а отец (я наблюдал за ним) со смирением мученика побеждал скорбь по сыну терпением. Чем тяжелее горе, тем больше утешение.
Война бушевала, особенно в областях, оккупированных Независимым Хорватским Государством, а это, кроме территории Хорватии, были земли Боснии и Герцеговины и некоторые части Сербии. Тысячи сербов усташи согнали в концлагеря и зверски убили. В борьбе с усташами, в 1942 году на Шираче близ Ораховца в Славонии погиб брат Гойко, Душан. Кроме сербов, в Сербию бежали от усташей и люди других национальностей…
НАКАЗ
Несчастья были и будут, люди и нелюди были и будут. Обстоятельства не всегда зависят от нас, но от нас зависит, будем ли мы люди или нелюди.
И еще от нас зависит – дорасти до времени, в котором мы живем, и до места, где мы живем.
И чем больше отдаляемся от Бога, тем дальше мы и друг от друга.
ДУША И ТЕЛО
Получив «большой аттестат», Гойко решил посвятить жизнь медицине. Он хотел быть и священником, и врачом, лечить вместе душу и тело. Но война и сложившиеся обстоятельства не дали осуществиться его намерениям.
ЛЕКЦИЯ ПО МАРКСИЗМУ
Во время пребывания Гойко в монастыре Благовещения ему было что рассказать братству. С ним любили беседовать, ведь он один из братства имел высшее образование.
Гойко комментировал все события и изменения в обществе. Так, однажды, в 1926 году в монастырь Благовещения пришел один милиционер и начал рассказывать Гойко о Марксе, Энгельсе и коммунизме «как новом открытии в общественной жизни и общественном порядке». Гойко его послушал и начал сам говорить ему о том же, показывая гораздо лучшее знание темы.
Милиционер понял, что Гойко намного лучше разбирается в марксизме, чем он, и разозлился: «Да тебя убить надо! Я вижу, что ты все знаешь лучше меня, но не собираешься пропагандировать…»
(продолжение следует)
Перевод - Диана Медведева
Источник: Вечерние новости
