Главная страница

Мы в соцсетях











Песни родной Сербии







.......................




/11.3.2010/

Памяти Момо Капора



     

     Истину говорили Святые: чем увлекаемся, тем и искушаемся. Бог поругаем не бывает, что посеет человек, то и пожнёт.

     Строки сербского прозаика, которые мы приводим ниже, только подтверждают эту истину. Жаль только, что современному разуму нужны доказательства, непременно те, которые можно увидеть и потрогать руками. Осколки от взрывающихся бомб? Разрушенные и потеряннее города? Загубленные души?

     

     

     «Я говорю о невинных временах в Сараево, когда мы не чувствовали и не подозревали о существовании страшной власти, которая нас тогда совсем не интересовала, но которая железной рукой направляла наши маленькие сиротские жизни.

     Сентиментальное воспитание в молодые годы, когда мы бежали от отечественной духовной усредненности, определялось великими образцами западного искусства. В старом деревянном сарае бега Сабурии над Ковачами, стены которого насквозь продували резкие сараевские ветры, занося в нанятую мастерскую даже зимний снег, жил неизвестно как попавший в Сараево художник. Его звали Франьо Ликар, и он открывал нам тайны современной итальянской живописи. Там мы впервые увидели выцветшие репродукции метафизических пейза¬жей Де Кирико, Карло Каро, Сирони и Моранди... Тогда мы не знали, что отстали от Европы почти на тридцать лет. У Ликара был один из первых электропроигрывателей в Сараево, на котором мы ночами крутили пластинки и слушали ледяные сюиты Баха и ранние безумные записи Стена Кентона. С деревянной террасы с уцелевшими кольями, на которые некогда бег Сабурия насаживал головы непослушной райи, Сараево было видно как на ладони. В городах, далеко отстоящих от моря или от больших рек и озер, я ощущаю острые приступы клаустрофобии, не могу вдыхать воздух полными легкими. Тем не менее река Миляцка, какой бы мелкой она ни была, виделась из дома Сабурии сверкающей светлой лентой, пересеченной мостами; она спасает город от безутешной изоляции от моря. Казалось, что речка дает лучик надежды, что ее течение, само того не желая, выведет нас из сырой котловины и уведет за собой к месту слияния с большой водой.

     В соитии двух несоединимых звуков — холодной акусти¬ки органа, на котором исполняются токкаты и фуги Баха, и стонов и скрипов ветхого сарая Сабурии — скрывалась сущность раннего образования, раз и навсегда определившего нашу жизнь.

     Короче говоря, небольшая группа молодых людей, страдающих по смутным очертаниям Запада, не могла в тот момент даже и предположить, что тот же самый Запад отвергнет их болезненную любовь и много лет спустя укажет им их место, где они обязаны сидеть и помалкивать и откуда нет никакой возможности бежать. Когда мы с восторгом, словно какие-то божества, встречали, дрожа с самого рассвета, на железнодорожном вокзале образцы высокого подражания из сказочной Франции — Жана-Поля Сартра и Симону де Бовуар, Ива Монтана и Симону Синьоре, Жерара Филипа, который в Сараево с Французским национальным театром играл «Сида» Корнеля в постановке Жана Вилара, когда мы Артуру Адамову, одному из отцов авангардистского театра, или миму Марселю Марсо показывали горы над Сараево, никто из нас и помыслить не мог, что французские «миражи» днями напролет будут бомбить те самые мирные местечки и умерщвлять их жителей, разрушать мосты и бедные сиротские дома, уничтожать скотину и загаживать землю, которая кормит трудолюбивый народ. Наблюдая метафизическое зрелище — сбитый над Пале «мираж», обгоревшие обломки убийственного французского самолета, — я словно оказался на развалинах своей старой любви: как будто преступление против сербов совершил некто другой, как сам Антуан де Сент-Экзюпери на своем военном самолете, уничтожив при этом в нас, кроме многих прочих людей, и Маленького принца. («Пожалуйста... нарисуйте мне овцу», — попросил Маленький принц.)

     

     Но всех овец разбомбили.

     И пока отечественные писатели в основном описывали распад и пропасть сельских родов или воспевали семь вражеских наступлений в мировую войну, мы спасались чтением Скотта Фитцджеральда, Фолкнера и Хемингуэя, слушали до бессознательности джаз и пытались понять забрызганные полотна Джексона Поллока, по свежей краске которых придурковато раскатывал велосипед или джип, наслаждаясь одновременно музыкой Джона Кейджа, о котором мы не знали ровным сче¬том ничего. В провинциальных залах нескольких сараевских кинотеатров мы воспитывались на ковбойских сказках о том, что хорошие в конце концов побеждают плохих, даже не предполагая что в один прекрасный день сами окажемся в роли индейцев — загнанных подыхать не в Скалистые, а в наши собственные горы. Не позволив нам летать во время знамени¬той операции «Запрещенное небо» и ежедневно совершая на нас налеты, американские самолеты типа Р-16, которыми, как нам казалось, командовал лично Джон Уэйн, разрушили все, во что сумели попасть, но прежде всего убийственно точно — разбомбили нашу американскую мечту. Все начиналось достаточно наивно — появление гуманитарных организаций, оделявших воюющие народы пищей и лекарствами, срок годности которых давно истек; потом их становилось все больше, сначала дипломатов, потом европейских наблюдателей, потом небольшие отряды для их защиты от нас — дикарей, и в конце концов Сараево и всю Боснию придавила армия в шестьдесят тысяч до зубов вооруженных солдат с мощной поддержкой с воздуха и с сильным флотом на Адриатике. И все они были против нас. А когда мы пожаловались на них, мир, который мы некогда обожали, объявил нас параноиками. Так мы остались без города, без земли и, что хуже всего, без идеалов нашего сентиментального воспитания.»

     

     

     Момо Капор «Хроника потерянного города»

     

     

     Приобрести книгу можно в книжном интернет-магазине Piterbooks по адресу www.piterbooks.ru

     

     ВНИМАНИЕ! ЧИТАТЕЛЯМ САЙТА СРПСКА.РУ ПРЕДОСТАВЛЯЕТСЯ СКИДКА. ПРОСТО УКАЖИТЕ В КОММЕНТАРИИ К ЗАКАЗУ, ЧТО ВЫ ЯВЛЯЕТЕСЬ НАШИМ ЧИТАТЕЛЕМ!

     


Комментарии (1)