Наступил 1992 год — год начала серьезных перемен и потрясений в стране. Погромы, грабежи, открытые массовые волнения против партии и правительства стали ежедневными явлениями, но партия пока еще держалась на своих позициях, хотя и делала крупные уступки — некоторым даже стали выдавать заграничные паспорта. В общем, приближалась агония всей системы, однако никто не знал и не мог предвидеть, во что все выльется.
Я загорелся желанием получить заграничный паспорт и в удобное время съездить в Югославию навестить места моего детства, а может и встретиться с кем-нибудь из друзей детства, с бывшими хорошими соседями и тому подобное. Для получения паспорта нужно было предъявить целую дюжину документов, и, среди прочего, надо было указать, к кому ты едешь, кто за границей за тебя ручается, какое родство тебя связывает с этими людьми, указать точный адрес встречающего тебя лица. Я оформил все документы, кроме последних, которые предъявить не мог. В связи с этим мне посоветовали обратиться к начальнику одного из отделов Министерства внутренних дел — только в его компетенции было решать такой вопрос. Так я и поступил. Начальник принимал граждан один раз в неделю в определенный день. Я заранее записался на прием. В день приема из многих вписанных вызвали только 15 человек, между которыми был и я. Прием всех остальных был отложен на следующую неделю. Через двор Министерства внутренних дел нас впустили в здание главного управления. Тут все столпились перед дверями начальника, и какой-то офицер вызывал и впускал к нему каждого поодиночке. Подошла и моя очередь. Вхожу и оказываюсь в довольно просторной канцелярии с большим письменным столом, перед которым был другой — длинный, составлявший с письменным столом букву «Т». С обеих сторон сидели человек десять. В углу — кровать, а над ней на стенке висит легкий ручной пулемет. На столе перед начальником — автомат. Меня посадили на единственный свободный стул с левой стороны перед самим начальником. Начальник был человеком средних лет, полный, с очень симпатичным интеллигентным лицом. У меня промелькнула мысль: «С таким человеком можно разговаривать!» Начальник спросил: «Какая нужда?» Я ему все объяснил и сказал, что у меня не только в Югославии, но и во всем свете нет никого, никто меня не встречает и не провожает, а просто хочется повидать места своего детства, а может и повстречаться с друзьями детства.
— А где будешь ночевать? — спросил начальник.
— В каком-нибудь городском сквере на скамейке, — ответил я.
— А чем и где будешь питаться? — спросил он.
— Возьму с собой хлеб и сыр на два дня, а на третий вернусь домой.
Тут начальник обратился к одному в штатском:
— Возьми документы!
Это было 2 марта 1992 года. Я ему сдал всю пачку документов, с фотокарточками и удостоверением личности.
— Приходи завтра утром в 8 часов! — сказал мне незнакомый офицер.
На следующий день, третьего марта 1992 года, в 8 часов утра я был в отделе, куда меня не пустили. Вышел на улицу тот самый офицер в штатском и, поздоровавшись, вынул из кармана паспорт и мое удостоверение личности. Протягивая их мне, он произнес поздравительное: «Е гезофш!» («Да будет тебе на радость!») Я, поблагодарив его, достал деньги из кармана: «Сколько я Вам должен?» — «Ничего, бесплатно по приказу начальника!» Я еще раз поблагодарил его и тут же записался у дежурного на следующий прием к начальнику.
На следующей неделе, к моему большому удивлению, меня вызвали первым. Когда я вошел к начальнику, тот удивился и, не дав мне времени поздороваться, спросил, получил ли я паспорт.
— Да, товарищ начальник, именно поэтому я и пришел. Мне ничего не надо, я не буду
досаждать Вам никакими просьбами. Я пришел пожать Вам руку и выразить свою глубокую благодарность! Это все!
— Ты заслужил много большего! — сказал начальник, протягивая мне руку. Когда я выходил, все сидевшие встали, я им поклонился и вышел. Я намеревался поехать в Югославию летом, когда можно будет обойтись без крыши над головой, остановиться под открытым летним небом.
Со мной однажды произошла такая история. Была уже осень, дни стояли еще теплые, а ночи — очень прохладные, с обильной росой. Я ехал из Люшни (средняя Албания) в Шкодер, и ночь застала меня в Тиране. Тут я обошел все известные мне гостиницы, но места нигде не нашлось. Было холодно, а я — в одной летней рубашке с короткими рукавами. У дверей одной гостиницы ко мне подошел человек и предложил очень дешевый ночлег. К нам сразу же присоединились еще три человека — такие же бесприютные проезжие, как и я. Мы пошли за ним, и он привел нас на одну автобусную стоянку. Взяв с нас минимальную плату, он ввел нас в автобус, наполовину уже занятый людьми. Вот тут, в автобусе, в темноте мы провели ночь до раннего утра. Когда стало светать, вошел какой-то субъект и заорал: «Вон, бездомные собаки, бродяги и воры, кто вам позволил устраиваться в автобусе?!» Один из присутствовавших вскочил с сиденья, схватил того за горло и заорал в свою очередь: «Кого ты называешь собаками и ворами, я тебе сейчас выверну душу наизнанку, разве ты знаешь нас, негодяй, что так оскорбляешь?» Тут встал другой, третий: «Мы обошли все гостиницы, вся Тирана спит, а для нас, двадцати проезжих по государственной службе, не нашлось места переночевать по-человечески, это позор для Тираны и для тебя!» Заявились полицейские и обратились к самому разгоряченному «жильцу автобуса»:
— Кто ты?
— Я геолог, — показывает служебный приказ, — еду в горы севера по службе, но не позволю ни ему, ни подобным ему оскорблять честных граждан!
Тут узел стал затягиваться еще туже. За геолога вступились почти все, так что полицейские сочли целесообразным удалиться. Удалился и сам зачинщик ссоры, а того, который нас привел, и след простыл. Вот как мы провели холодную осеннюю ночь в столице страны! Поэтому я намеревался поехать в Югославию только летом, когда можно будет обойтись и без крыши над головой, переночевать под открытым небом.
Приблизительно через месяц, по получении заграничного паспорта, а именно 11 апреля, к нам пришли двое знакомых сербов из Шкодера и сказали, что вчера они вернулись от своих из Югославии (Черногории). В Черногории они каким-то образом повстречались с Черногорско-Приморским митрополитом Амфилохием, который передал мне благословение и пригласил нас троих завтра утром ехать к нему. Я очень обрадовался, но тут же вспомнил, что у меня нет визы. Посоветовавшись, мы решили ехать до границы: наши не будут нам препятствовать, а югославов мы, может, и уговорим, скажем, что едем к митрополиту. Так и сделали.
На границе албанские пограничники меня пропустили беспрепятственно, однако югославские что скажут? Тут один из моих спутников пошел к югославам, которые находились не дальше 150-ти метров от албанской заставы. Там они позвонили митрополиту, что у такого-то нет въездной визы. Митрополит немедленно связался с Министерством внутренних дел Черногории, откуда позвонили своим пограничникам, чтобы меня пропустили. Наш товарищ помахал нам, чтобы мы шли к нему. Значит, все улажено!
Югославские пограничники встретили меня очень любезно. Спросили, как долго я не был в Югославии.
— Ровно сорок восемь лет, — ответил я. Один из них со вздохом произнес:
— Эх, если бы Вы знали, что Вас там ждало!.. Тут нас ожидала большая легковая машина
военного типа, которых я в Албании никогда не видел, а в ней — шофер, молодой, очень симпатичный человек в очках с необыкновенно добрыми глазами, в мирской черной одежде с длинной темной бородой и такими же волосами. Приветливо улыбаясь, он представился:
— Драган Душанов Вуксанович, шофер митрополита. Владыка меня послал привезти вас!
— Вы священник? — спрашиваю.
— Нет, я послушник, еще не пострижен.
На огромной скорости мы помчались вглубь Югославии — страны моего рождения, моего крещения, моих первых шагов и первых слов, страны моего детства! В душе у меня разыгралась буря, поэтому я и сел на заднее сиденье, чтобы мои спутники меня не видели. Подгорицу, где я был рожден и крещен, мы проскочили, не останавливаясь. Вот и Цетине — старинная столица Черногорского княжества. Машина остановилась на маленьком монастырском дворике перед зданием митрополии, откуда с приветствиями выбежали монахи и монахини. Мы вошли в приемную митрополии в сопровождении только нашего славного водителя Драгана.
Немедленно пришел и сам владыка с приветливой отцовской улыбкой и сияющими любовью и радостью глазами. Я сразу же узнал его, так как видел по телевидению. Тут я впервые получил архиерейское благословение.
Здесь, в митрополии, мы задержались очень ненадолго, сели в машину и вместе с митрополитом помчались обратно в Подгорицу. В Подгорице мы остановились перед Домом молодежи имени Будо Томович и вошли в переполненный огромный зал, где ждали прибытия любимого владыки Амфилохия. Когда мы вошли, то заметили, что одного из нас, приехавших из Албании, нет. В Доме молодежи происходило собрание сербов, бежавших из Албании и оставшихся в ней. На этом собрании было основано Общество во имя святого Иоанна-Владимира, которое должно было объединять всех сербов, живущих в Албании и бежавших за границу. Это религиозно-патриотическое Общество ставило своей целью возрождение духовных традиций сербов на чужбине, уже сильно ослабленных военным коммунизмом Албании. Было выбрано руководство Общества, в которое включили и меня, поэтому мне пришлось выступить с короткой приветственной речью, которая, по-видимому, произвела немалое впечатление на присутствующих (она была напечатана в журнале «Светигора», № 4, 1992 г., стр. 55). По окончании собрания нас пригласили на обед, устроенный церковной администрацией недалеко от храма святого Георгия. Я поспешил к храму, в котором был крещен. Храм был закрыт, и я приложился к его запертым зверям. В это время подошли несколько человек и открыли храм, куда я вошел со слезами на щеках. Тут я попросил батюшку Момчило, настоятеля храма, показать мне книгу записей рожденных и крещенных в этом храме, но таковой, как уже было сказано, не оказалось.
Шел Великий пост, и мы ели хлеб, с зеленым луком и вином. После обеда состоялись наша беседа с владыкой. Наш водитель Драган Вуксанович подарил мне маленькие четки с тридцатью тремя шерстяными узелками, которые у меня и по сей день всегда находятся под рукой. По окончании этого первого приема митрополит попрощался с нами, осенив нас своим архипастырским благословением, и наказал священнику отцу Андрею Джикановичу из Подгорицы везти нас двоих в монастырь святого Василия Острожского поклониться великому святителю и там переночевать. Прощаясь с нами, митрополит обещал, что приедет к нам в Албанию на Воскресение Христово через две недели. По отбытии митрополита церковное управление пригласило нас двоих на «бокал вина». Тут, в обществе священников и нескольких мирян, мы провели время в непринужденной и очень дружественной обстановке до самого вечера.
Уже смеркалось, когда мы выехали из Подгорицы в Острог. Несколько десятков километров дорога шла по ущелью, затем — повела в гору. Мы медленно поднимались по очень извилистому серпантину все выше и выше, и нам казалось, что мы едем в самое поднебесье. Наконец, мы выехали на обширную ровную площадь, усаженную большими елями. По краям были большие двухэтажные здания, а посреди площади — храм. Это был двор Нижнего монастыря — здесь трапезничает игумен и находится вся администрация знаменитой на всю Европу обители. Была уже ночь. Оказалось, что нас ждали. Мы прошли в приемную к игумену, который нас встретил с отцовской лаской и добротой. Это был добрейший игумен Лазарь, про которого еще немало будет сказано далее. Нас накормили ужином, и мы пошли на ночной отдых в очень удобную комнату.
Итак, в течение одного единственного дня произошло столько неожиданных событий, которые оставили в моем сердце глубокий след на всю жизнь. Но это было не все!
Следующим ранним утром 13 апреля мы пошли на святую Литургию в храм Нижнего монастыря. Это было мое первое присутствие на богослужении за прошедшие почти 30 лет. По окончании богослужения мы поехали в Верхний монастырь, который находится на срезе отвесной скалы над Нижним, на расстоянии приблизительно одного или полутора километров. Мы остановились перед воротами. На стене над воротами были выбиты слова: «Со страхом Божиим и верою приступите». Я осознавал все свое недостоинство, и потому эта надпись произвела на меня сильное впечатление. Мы вошли во двор, а я, зная, что святитель Василий Острожский всегда ходил босым, разулся и оставил свою обувь за воротами. Мы вошли в маленькую пещеру, в конце которой была крохотная келия-церковь с иконостасом и висящей зажженной лампадой. Перед иконостасом в раке покоился великий Чудотворец Василий на высоте приблизительно одного метра над каменным полом. Тут батюшка в епитрахили и с молитвословом в руках открыл ковчег и прочел молитву святому. Мы приложились к святителю и его панагии, а батюшка помазал наше чело маслом из горящей лампады. Я как вошел, так и вышел со страхом Божиим и в большом волнении, а на душе был великий праздник.
Мы спустились в Нижний монастырь, где в трапезной нас ждали с завтраком. Попрощавшись со всеми, мы пустились в обратный путь. Разыскивая нашего исчезнувшего спутника-серба, мы исколесили Подгорицу вдоль и поперек, но безуспешно, и батюшка Андрей довез нас двоих до самой границы, от которой на случайных машинах мы к вечеру прибыли домой.
Через четыре дня к нам пришел наш «дезертир» и заявил, что он намеренно скрылся у своих родственников в Югославии, потому что за нами была слежка и он решил держаться от нас подальше.
Первая архиерейская Литургия
Пролетели две недели после тех радостных событий. Наступила Великая Пятница. Митрополит Амфилохий сообщил, что завтра утром он приезжает к нам в Албанию. Нашей радости не было предела. Мы немедленно обратились в полицию с просьбой выделить нам одного вооруженного полицейского — мы ему заплатим — для охраны важного гостя (в стране царило практически полное безвластие). В полиции нам отказали: «Ваш гость приезжает в частном порядке, неофициально, поэтому мы за него не можем отвечать. Справляйтесь сами, как умеете».
В Великую Субботу мы, трое православных и пятеро сербских мусульман из общества «Ро-зафа-Морача», выехали на двух машинах встречать высокопреосвященного митрополита. Немного не доезжая до границы, которую высокопреосвященный уже успел пересечь, мы повстречались. Митрополит был в сопровождении уже хорошо нам знакомых отца Андрея Джикановича и водителя, славного послушника Драгана Вуксановича. Далее мы разделились: члены общества «Розафа-Морача» остались в Шкодере, а мы, не останавливаясь, поехали в Тирану вместе с митрополитом.
В Тиране мы сразу направились к епископу, управляющему Албанской Православной Церковью — греку Янулатосу (в настоящее время архиепископу), который дал свое благословение нашему митрополиту на служение пасхальной Литургии в городе Шкодере. После этого мы посетили югославское посольство.
Пока мы были в Тиране, наши оставшиеся в Шкодере собратья из общества «Розафа-Морача» позаботились о помещении для служения святой Литургии. Поскольку в городе не оставалось ни одного другого подходящего помещения, то они выхлопотали разрешение на проведение службы в городском кинозале.
Начало богослужения было назначено на 22 часа, то есть на 10 часов вечера. Никаких особых объявлений по этому поводу не было, тем не менее весть молнией разлетелась по городу.
Наступило 10 часов вечера. Несмотря на то, что на улицах Албании, особенно в такой поздний час, было очень небезопасно, народу собралось так много, что зал был переполнен — даже яблоку было негде упасть. Алтарем служила сама сцена перед экраном. За экраном владыка благословил два белоснежных шелковых обшитых золотом облачения. Он повелел в одно из них облачиться мне, а во второе — своему послушнику Драгану. Сознавая свое недостоинство — ведь я тридцать лет не исповедовался и не причащался Святых Божественных Тайн, то есть поневоле уподобился безбожному существу — я не мог допустить ношения на своем прегрешном теле благословенного облачения! Не большой ли это грех, ведь владыка не знает всего этого?! Я попробовал отказаться от такой неподобающей мне чести, однако мои возражения оказались напрасными. Итак, на Воскресение Христово в Албании совершилась первая Божественная архиерейская Литургия после почти тридцати лет великого гонения на веру. На улице провокаторы разных мастей взрывали бомбы, стреляли из автоматов по звездам на небе, а служба продолжалась в мире и спокойствии. Среди присутствовавших было много мусульман и католиков, православных же оставалось в Шкодере уже совсем немного.
В день Святой Пасхи 26 апреля в 10 часов утра совершилась Божественная Литургия в селе Борич, в шести километрах от города, где до недавнего времени проживали исключительно православные сербы, а ныне — иноверные. Служба проходила в стенах разрушенного сербского православного храма Святой Троицы. Присутствовало много православного народа. Этот день остался особо памятным для многих верующих. По окончании богослужения владыка Амфилохий и еще один священник, отец Андрей, приступили к крещению некрещеных. Тут крестились 37 лиц, преимущественно взрослых, среди которых был и наш младший сын Аполлон, который пришел и ушел домой пешком и натощак. Затем владыка посетил могилу бывшего настоятеля разрушенного храма праведника отца Велиши, которая заросшая бурьяном, имела лишь большой булыжник в головах, несмотря на то, что у батюшки осталось и поныне много близких родственников.
27-го митрополиту показали достопримечательности города. В тот день он посетил и наш дом и нашу семью. Это была наша величайшая радость! 28-го мы провожали нашего владыку до границы.
Общество во имя святого Иоанна-Владимира
Святой мученик сербский князь Владимир родился в X веке. С детства он воспитывался в благочестии, а возмужав, мудро управлял своими владениями Илирией и Далмацией. Он вел святой образ жизни, отличался милостью и кротостью, был истинным отцом своему народу, мужественно защищая его, а также и святую Церковь, от внутренних и внешних врагов. В 1015 году из-за людских амбиций он был изменнически убит на пороге храма. Его мученическая смерть, подобно кончине святого Предтечи Господня Иоанна, последовала от усечения главы, и поэтому святого князя стали именовать Иоанном-Владимиром. Мощи князя-мученика почивают сегодня в Тиране.
Ранее в Югославии существовало сербское Общество во имя святого Иоанна-Владимира, но так как сербы расселились по разным местам и странам мира, то их Общество распалось и исчезло. У нас же в Албании остались еще православные, и о спасении нашей веры, сербских традиций, языка и обычаев нужно было позаботиться нам самим. В связи с этим решено было заново создать это Общество уже в самой Албании. Поскольку на первом нашем организационном собрании меня выбрали его председателем, я принял на себя всю ответственность (к чему мне было не привыкать) и все обязанности не только хлопотать в Министерстве юстиции, Главной прокуратуре и по судам о признании законом нашего Общества, а также очень часто бывать в Цетинском монастыре у нашего владыки, где я духовно наслаждаюсь и чувствую себя, как в родном отцовском доме. Ежедневные богослужения в монастырском храме, запах ладана, о котором я так мечтал на протяжении тридцати лет, вселяют мне в душу мир и спокойствие. Я полностью забываю все мирские тревоги и волнения и переношусь в далекое прошлое, в те блаженные ранние детские горы, когда еще не осознавались никакие житейские трудности и невзгоды.
Когда я приезжаю в монастырь-митрополию, то обыкновенно остаюсь тут на несколько дней. Часто митрополит, который стал моим духовным отцом, берет меня с собой в поездки на богослужения в разные уголки своей епархии. Так, мне довелось сопровождать вместе с ним на приморье святую десницу Предтечи Господня Иоанна — плыть с этой великой святыней на морском судне по Адриатическому морю. Которский протопресвитер отец Момчило Кривокапич приложил к святой деснице, которая касалась главы Спасителя на Иордане, мои нагрудные деревянные крестики. Когда мы плыли на корабле, отец Момчило, держа десницу в руках, подробно объяснял нам, почему на ладони у большого пальца глубокий разрез, так что видна кость пальца. Также мне довелось присутствовать при пострижении в монашество четырех послушников, в том числе и нашего любимца — водителя Драгана. Им дали имена четырех евангелистов, и наш добрый друг Драган получил имя Матфея.
Тут, чтобы не возвращаться снова к одной и той же теме, приходится нарушить строгую хронологию изложения. Наконец, после бесчисленных мытарств, был назначен день суда — 20 апреля 1995 года — по признанию или непризнанию законом нашего Общества.
На суде после устного изложения сути вопроса, я представил устав Общества, который составил сам. Судья прочел его про себя, а затем, читая вслух некоторые статьи, заявил:
— По-моему, устав Общества нисколько не противоречит государственным законам, поэтому я его полностью одобряю. Каково ваше мнение, господа судьи?
Все четверо судей высказали полное согласие. Наша организация теперь стала называться «Православное славянское общество святого Иоанна-Владимира». Наконец-то нам удалось зарегистрировать наше Общество, о чем нам был выдан на руки документ суда, который нам очень пригодился в 1997 году.
Общество наше существует и по настоящий день. В югославском посольстве мы имели привилегию при получении долгосрочных виз, а члены управления — даже бесплатных, что действительно и по сей день (с Сербией).
«Розафа-Морача» — культурное общество преимущественно сербских мусульман, проживающих в Албании. Роза-фа — название старинной крепости в Шкодре, Морача — река в Черногории, протекающая через Подгорицу. (Прим. автора.)
