Двадцать лет назад войска Хорватии и Боснии и Герцеговины провели совместную военную операцию «Буря» (Олуя), в результате которой была ликвидирована Республика Сербская Краина и Республика Западная Босния, созданные в 1991 году.
Эта военная операция стала одной из крупнейших этнических чисток в Европе. В Сербии день начала операции считается днем национального траура. Для хорватов это праздник. Приводим отрывок из воспоминаний сербской женщины, помогавшей принимать беженцев. Опубликовано два года назад на фейсбуке в группах Дан ветерана – Видовдан и RSK zauvek....bice opet nasa.
А вот как мы помним «Олую»: В этот день 18 лет назад и мы в небольшой деревне недалеко от Шида ждали и принимали беженцев из Двора-на-Уне, которые только утром перешли границу и въехали в Сербию. Растерянные и испуганные, на тракторах, автомобилях, под рваными навесами из брезента или какой-то синтетики, без воды и топлива. Без запаса одежды. Еще не отойдя от шока, они рассказывали нам, что только вчера трудились на своих полях, когда по городу пронеслась весть, что их армия отошла, и что они остались сами по себе. В колонне ходили разговоры, что Милошевич не хочет их принимать, и что в Белграде разработан план, чтобы их перенаправить в Косово и Метохию. Гордые, они отвергали еду, которую мы им принесли; мы заливали им топливо, давали канистры с водой. На тракторах не было ничего, кроме каких-то тряпок, старых бабушек и измученных детей. Они ничего не взяли с собой. Мужчины в спортивных футболках, испуганные женщины, дети немытые и, вероятно, голодные. Они молчали почти как немые. Не выспавшиеся и плохо одетые, они только кратко отвечали, что им ничего не нужно, и между собой проверяли, где чьи документы. Тут и там вслух
спрашивали, жив ли такой-то, и поедут ли некоторые к родственникам в Бачку, и пустит ли их режим за Шид, или Милошевич их снова куда-то перенаправит. Вздыхали по брошенным домам и скоту, переживали, что не напоили и не накормили животных. Припарковывались под каким-нибудь тутовником или орехом и там оставались, не хотели зайти в наши дома, даже чтобы искупать детей... Это были честные, скромные люди, захваченные военным вихрем.
Тихо говорили – измена! Мы не плакали, нам были так же страшно от увиденного, нас тоже захватила бесконечная колонна, которая прибывала по шоссе и всё текла и текла. На следующий день Шид был уже весь блокирован, никто не мог туда попасть из окрестных деревень, где-то бросили бомбу, были грабежи, мы все были вооружены... Я несколько дней ходила в бронежилете. Кому-то звонили домой на домашние телефоны, но это была просто провокация и попытка незаконного вселения со стороны мошенников, которые пытались использовать ситуацию, чтобы попасть в дом, представляясь беженцами, но мы знали, что они не беженцы. Некоторые ложно представлялись патриотами, и тоже были вооружены и готовы грабить, они ловко встраивались в колонны беженцев, чтобы создать впечатление, что и они пришли из Краины. Поскольку мы это знали, то ночью береглись от таких, а если они проникали в дома и офисы, то грабили имущество и все, что попадалось под руку, главным образом, технику. В отличие от них, сербские беженцы из Краины выказали больше достоинства, чем многие из нас когда-либо имели. В 1995 году цензура СМИ в Сербии была жесткая, о колоннах пришедших 200 000 сербов не смели говорить открыто.
Люди, остановившиеся в разных местах, по берегам Срема и недалеко от границы с Хорватией и Боснией, собирались перед нашими муниципалитетами и местными общинами, ни с кем не говорили, все ждали, что им скажут, а никто им ничего не говорил, как и нам. Ворота окружающих домов были заперты, соседи ходили друг к другу через задние дворы и выходили за покупками через сады. Наступило общее смятение, и так продолжалось до прибытия ночью Нишского корпуса, который был встречен местной полицией, размещен по селам, вступил в свои права и руководил всеми людьми. Министерство внутренних дел выдало нам некий вид на жительство и на право собственности, и патрули, состоящие из трех инспекторов, проверяли их, кто в чьем доме находится и есть ли у нас разрешение хозяина. Это длилось непрерывно в течение 30 дней. Тем самым они остановили грабежи и навели некоторый порядок.
В селах был введен практически комендантский час, не хватало топлива, особенно масла. Мы привезли его ночью из Нови-Сада, купили на оптовом рынке у торговцев и отнесли к тракторам беженцев, чтобы они могли его взять, если нужно. Большинство сначала отказывались от любой помощи из гордости. Однажды мы помогли военному курьеру, которого послали сюда из Книна, туда он не мог вернуться, а у него не осталось ни денег, ни топлива.
А люди с той стороны все прибывали, только теперь небольшими колоннами, были такие, которые пошли искать пропавших без вести родственников, которых потеряли в пути. Кого могли, мы размещали в заброшенных домах в Воеводине, было уже не до комфорта, лишь бы была крыша над головой, для детей и пожилых людей. Молодые, если их спрашивали, предпочитали оставаться в палатках, люди с такой гордостью и достоинством оказались в Сербии.
Когда мы смотрели вниз с горы, то не видно было конца изгибающейся колонне машин и тракторов, которая медленно ползла по дороге. Мы искали им ночлег, кровати, матрасы, что у кого было по селам, картофель, фасоль, кастрюли, постельное белье и полотенца, и всё надеялись, что этот кошмар продлится всего неделю или две, и что все они вернутся в свои дома, как только закончится вооруженный кризис в оставленных ими городах и селах. И они так думали, и мы, что-то иное на тот момент казалось таким нереальным и шокирующим, из-за силы удара, который в один день испытали беженцы – десятки, сотни тысяч людей. Подруга нашей семьи, одна из руководителей Красного Креста, умерла прямо на границе от стресса, когда режим Милошевича запрещал колонне сербских беженцев пройти в Батровце...
"Народ был вынужден бежать, уходить дорогой без возврата, а хорватская армия начала уничтожать малейшие следы их жизни в том краю – сжигали деревни и города, уничтожали имущество ... Более 220000 сербов были практически в один день изгнаны из Хорватии, было убито около 1200 сербских гражданских лиц и 750 военнослужащих. Около 800 человек до сих пор числятся пропавшими без вести. Хорваты в этот день празднуют, а сербы в церквях зажигают свечи "
Ненад Станич
