Для установления непосредственной коммуникации повстанцев с русскими войсками на подунайскую границу отправился отряд воеводы Восточной Сербии М. Стойковича. Кроме того, 6 марта 1807 г. к главнокомандующему Молдавской армией была послана депутация в составе П. Новаковича Чардоклии, А. Лукича, и Е. Гагича. Прибыв в русский лагерь, депутаты изложили просьбы сербов о помощи им оружием, боеприпасами, о доставке финансовых средств. Но первой зафиксированной в записи К. К. Родофиникина просьбой значилась следующая: "Послать к ним особу, которая бы председательствовала в их совете и наставила их, как образовать сербское правительство...". Годом ранее в апреле 1806 г. члены Правительствующего совета в письме И. Ф. Болкунову уже просили Россию в случае обретения сербами автономии "лучший порядок вещей в земле нашей установити, неискусное правление наше путеводити и устроите и нуждную ему важность и силу дати...". Наличие у сербских депутатов полномочий на приглашение в Сербию русского чиновника вызывает сомнение у некоторых историков, считающих, что депутаты превысили свою компетенцию под давлением Родофиникина, который, желая занять этот пост, пообещал им щедрое вознаграждение. Но полномочия депутатов подтверждает письмо к Михельсону белградского коменданта Младена Миловановича, независимо от депутатов сообщавшего о желании сербов видеть рядом с собой двух русских чиновников, один из которых должен действовать в Совете, а другой — в армии. По-своему оценивая просьбу сербских депутатов, Михельсон докладывал Александру I: "Сколько мог приметить, они паче всего желают иметь в Совете перевес во власти военачальников своих, коих боятся. По сей статье осмеливаюсь представить, что и для нас без сумнения было бы выгодно иметь посреди сербов человека, действовавшего умами их по нашему направлению".
В целях ускорения процедуры назначения 5 мая 1807 г. сербские депутаты заявили о согласии принять в качестве русского уполномоченного Родофиникина, с которым они в это время тесно контактировали. 21 мая Родофиникин был высочайше утвержден на этом посту, а 16 июня получил развернутую инструкцию. Согласно ей, русскому чиновнику поручалось обеспечить постоянный канал связи повстанцев с командованием Молдавской армией. Ему вменялось в обязанности отслеживать ситуацию в Сербии и в сопредельных турецких провинциях. Действия по организации местной системы управления Михельсон рекомендовал согласовывать с министром иностранных дел и с ним лично.
17 июня 1807 г. русский отряд под командованием генерал-майора И. И. Исаева численностью в 1000 человек переправился на правый берег Дуная и соединился с отрядом М. Стойковича у с. Штубик. В сражении у с. Малайницы повстанческие формирования и подразделения регулярной русской армии одержали верх над войсками видинского паши и начали осаду крепости Неготин.
Сюда в русско-сербский лагерь под Неготином 25 июня 1807 г. прибыл полковник русской службы маркиз Ф. О. Паулуччи. Сардинский аристократ, служивший и австрийскому императору, и Наполеону, едва поступив в распоряжение русского двора, получил это первое и весьма деликатное задание. Согласно инструкции министра иностранных дел России А. Я. Будберга от 11 мая 1807 г., Паулуччи поручалось, разведав дислокацию французских войск в Далмации, проехать в штаб Молдавской армии через славянские земли. Отдельно в инструкции говорилось о посещении Сербии, в которой маркиз должен был собрать информацию о численности повстанческих войск, их потенциальных возможностях, о настроениях, внешней ориентации и военных планах сербского руководства.
28 июня после многочасовых бесед с участием Паулуччи, Карагеор-гия, М. Стойковича и секретаря Совета И. Гагича был составлен документ, резюмирующий просьбы, высказанные в ходе разговора сербскими руководителями. Этот документ протокольного характера, названный "собеседованием", в историографии более известен как "конвенция Карагеоргий-Паулуччи". На самом деле, как видно из текста инструкции Будберга, цели миссии Паулуччи ограничивались сбором оперативной информации и морально-политическим влиянием на сербское руководство. Он не имел полномочий ни на официальные переговоры, ни на заключение каких-либо соглашений, явных или тайных. Да и сам текст "собеседования" (перечисление просьб повстанцев) очень мало походит на "конвенцию", то есть договор, чьи статьи должны носить категорично-обязательный обоюдный характер.
Содержание просьб, зафиксированных в документе, неоднородно. Пункты 1 и 3 касаются области государственного устройства. В пункте 2 говорится о ликвидации помещичьего землевладения. Пункты 4-6 определяют возможности ввода русских войск на территорию Сербии. Пункты 7-13 фиксируют просьбы повстанцев о финансовой, военно-технической и медицинской помощи.
Несомненно, наиболее проблематичными для толкования и оценки документа являются пункты 1 и 3. Повстанцы просят послать в Сербию "способного землеуправителя", "который бы в приличный порядок народ привел, землю сербскую расположил и по нравам народа конституцию устроил... именем его величества Александра I" (пункт 1). Подчеркнем, что этот пункт был составлен уже после того, как повстанцам стало известно о назначении в Сербию Родофиникина. И еще — вопрос о конституции, дарованной от имени русского императора, ранее сербами так прямо не ставился. Далее пункт 3 предполагает назначение "разных особ" (то есть чиновников) как военных, так и гражданских также "именем его императорского величества". Таким образом, в двух изложенных пунктах и в просьбе о вводе русских войск в качестве гарнизонов крепостей (пункт 4) выражена идея превращения Сербии в зависимое от России государство. Карагеоргий под благовидным предлогом отказался поставить подпись и печать под документом.
Проблема заключается в том, кто был инициатором включения этих пунктов в "собеседование" и какие цели при этом ставились. Выбор источника инициативы — великие воеводы (Стойкович), русская дипломатия (Паулуччи), аппарат Совета (Гагич) — придает конкретное значение пунктам 1 и 3. А характеристика функциональной принадлежности документа (протокол или договор) определяет его место в последующих событиях.
