Главная страница

Мы в соцсетях











Песни родной Сербии







.......................




/8.9.2016/

Михаил Ямбаев: Ратко Младич – Машина лжи против «Сербского Наполеона»

Источник: ФБРепортер

 

     

Статья российского историка и публициста Михаила Ямбаева „Ратко Младич – Машина лжи против „Сербского Наполеона“ впервые была опубликована в 18 марта 2009 года. Мы публикуем ее вновь, с авторскими правками.

     

     

…Ратко – такое имя часто дают в Сербии во время войны. Интересно, что слово «работа» по-сербски похоже на слово «война»: «рад» и «рат». Наверное, это неслучайно. И с фамилией ему повезло. «Младич» – значит «юноша», «молодой человек». Этому человеку, можно без преувеличения сказать, удалось в 1990-е годы повернуть ход истории. Можно смело заявить, что не будь Младича, боснийских сербов ждала бы участь их братьев из Хорватии и Косова.

     

Младич появился на свет 12 марта 1943 г. (в автобиографии Младича и гаагском обвинительном акте указан 1942 год, а Лиляна Булатович указывает и другую дату – 8 марта) в Боснии, в 50 километрах южнее Сараева, в селе Божиновичи. Красивая журналистская легенда гласит, что его отец погиб от усташеской пули, когда со своим партизанским отрядом напал на родное село хорватского фюрера Анте Павелича, палача сербов. Однако будем честны – судьба и жизнь Ратко Младича уже стали легендой.

     

Поэтому журналистские фантазии ни к чему. Отец Младича участвовал в национально-освободительной борьбе на территории Югославии, но погиб в результате несчастного случая от случайно взорвавшейся бомбы. Тело его, и в самом деле, не нашли. Кстати обстоятельства его смерти выбивают почву из-под ног у многих, твердивших о врожденной ненависти генерала ко всем несербам, проживающим в Югославии, будто бы из-за той чуть ли не «родовой травмы» – гибели отца от хорватской пули.

     

Эти люди забыли, а скорее, просто не хотят знать, что до начала боснийской войны, по последней переписи в СФРЮ в 1991 году, Ратко записался «югославом» (в СФРЮ при переписи была и такая форма национальной идентичности – наравне с «сербами», «хорватами», «словенцами» и даже мусульманами). Впрочем, он записывался так и ранее, в 1960 году. Младич даже поначалу срывал кокарды четников у добровольцев, пришедших в его армию. Здесь, кстати, было одно из главных противоречий между ним и Караджичем. Последний долго относился к Младичу с подозрением, считая его «белградским коммунистическим кадром Милошевича».

     

Карьера Младича как офицера началась в Скопье, в Македонии, где 4 ноября 1965 года он стал самым молодым командиром взвода одного из полков. С той поры он прошел все армейские должности, командовал батальоном в Куманове, бригадой в Штипе. С 14 января по 26 июня 1991 года он – заместитель командира Приштинского корпуса.

     

Младич провел все время в войсках – командир взвода, роты, батальона, бригады, помощник командира корпуса. Из интервью Младича: «…Я начал с подпоручика и прошел все ступени командных должностей. С 1989 по 1991 г. был начальником отделения по обучению в тогдашнем Третьем военном округе в Скопье. С 14 января по 26 июня 1991 г. являлся одним из помощников командующего Приштинским корпусом. 26 июня, когда я находился на пограничном посту, мне позвонил по телефону командующий Третьим военным округом. Он сообщил мне решение Верховного командования о моем переводе в Книн, спросив, что я об этом думаю. Я ответил, что тут нечего раздумывать, надо выполнять приказ. Он поблагодарил, предупредив, что я иду на понижение по сравнению с той должностью, которую занимал. Но я это воспринимал не как некое понижение, а как доверие ко мне: значит, верят, что в той сложной ситуации я могу помешать войне. В то время обстановка вокруг баз ЮНА (Югославской народной армии) в Хорватии обострилась до предела. Армейские объекты оказались в блокаде – вода и электричество были отключены, солдат убивали из-за угла. Это было величайшим унижением и армии, и государства. Вот так 29 июня я сел в вертолет и отправился в Книн».

     

Распад СФРЮ и начало сербского сопротивления

     

О Младиче говорили, что он «недисциплинированный» командир еще во время службы в ЮНА. «Я никогда не был «недисциплинированным» офицером. Я – офицер, думающий своей головой», отвечал Младич.

     

По прибытии в Книн Младич предупредил: «Убийцы и головорезы не станут добрее от нашего молчания и бездействия. Кто не понял того, что пришло время решать вопрос «быть или не быть», будет выброшен на свалку истории. Настало время, чтобы все порядочные люди поняли опасность, грозящую тем, что в этом водовороте пострадают многие невинные… Злу, которое заслано к нам, которое воскресло на нашей земле, нужно сопротивляться всеми имеющимися средствами…». Его слова прозвучали, как гром среди ясного неба. Он первым из высшего командования четко определил врага, без чего вообще непонятно, как можно обороняться или наступать. Полковник Младич ответил себе и бойцам на вопрос «кто враг»: «Враг – каждый, кто стреляет в наших солдат, кто отключает воду и электричество, кто устраивает провокации и блокирует казармы»

     

Армейское командование разваливалось, так как высшие офицеры, неожиданно «вспомнив» свое хорватское или словенское происхождение, колебались, а еще чаще переходили на другую сторону. Армейские гарнизоны были блокированы. В хорвато-сербской войне 1991 г. Младич искусно комбинировал отвагу и хитрость, чем изумил своих врагов. Прежде чем новая форма и знаки отличия ясно разделили обе противостоящие стороны, он переходил линию фронта в гражданской одежде, пользуясь документами хорватского офицера. В то время, как вышестоящее югославское военно-политическое руководство просто следовало общему течению бездействия, полковник Младич предпринял операцию по разблокированию гарнизона в районе Далмации.

     

Но его решимость расправиться с противником и бескомпромиссность не встретили поддержки наверху. Если верить отдельным мемуарам и некоторым газетным публикациям, Милошевич изначально готов был уступить земли краинских сербов Туджману, в обмен на «полюбовный» раздел Боснии и Герцеговины, тем более что вариант возникновения большого мусульманского государства в Европе их не устраивал. Поэтому Младич, с его талантом полководца и решимостью завершить начатое уже скоро станет не нужен в Книне… Подчиняясь политическому руководству, он не стал брать важнейшие стратегические пункты – города Задар и Шибеник, хотя, по его утверждению, это можно было сделать тогда за нескольких часов или за пару дней.

     

А пока Младич в конце июля 1991 года представлял командование Книнского корпуса в ГШ ЮНА, где разрабатывался план действий на случай продолжения прежней агрессивной линии Хорватии и Словении. Младич выступил за реализацию таких решений, которые заставили бы незаконные вооруженные формирования хорватов сдать оружие. ГШ ЮНА не принял этот план… Руки сепаратистов были развязаны. В итоге всё завершилось жуткой расправой над Сербской Краиной, кровавым пожаром в Боснии и Герцеговине. Как говорил сам Младич: «Это произошло потому, что оружие с военных складов досталось тем, кому нельзя было его показывать даже на картинках…»

     

Младич получил звание генерала ЮНА 19 октября 1991 г. Он был одним из четырех военных, получивших звание за боевые заслуги. Как только последовало решение о том, что до 19 мая 1992 г. ЮНА уходит с территории бывшей югославской республики Боснии и Герцеговины, была организована встреча на высшем военно-политическом уровне, где было принято решение о формировании сербской армии и Главного штаба будущей Республики Сербской (РС). Все это происходило на заседании скупщины в Баня Луке 11-12 мая. Младич приехал туда и встретился с президентом Радованом Караджичем и депутатами. Они и сообщили ему о принятом решении назначить его командующим пока еще Вторым корпусом ЮНА, ставшим остовом Армии Республики Сербской (АРС).

     

     

В АРС командный состав набирался непосредственно с фронта… Именно с прибытием в Боснию Младича связано начало организации настоящей армии из разрозненных отрядов с их местными предводителями…

     

Самую большую победу он одержал, когда после панического отступления ЮНА из Боснии, сумел в кратчайший срок в условиях войны создать из боснийских крестьян армию, чья организованность и эффективность поразила многих иностранных военных и политиков. Он не только буквально в течение одной ночи создал армию, достойную уважения, но и влил в нее свою философию – «нас не могут победить». Общепризнанно, что на поле боя ему не было равных, и только прямое вмешательство многократно превосходящих по вооружению сил НАТО на стороне Изетбеговича и предательство политиков уничтожили плоды его побед. А со временем непобедимый воин стал предметом охоты для своих разбитых, но не уничтоженных врагов.

     

Итак, Младич возглавил Второй военный округ, штаб которого во времена СФРЮ находился в Сараеве, а в начале мая 1992 года занял должность командующего АРС.

     

До войны в Боснии и Герцеговине сербы проживали приблизительно на 2/3 её территории. Эти-то земли, народ, на ней живший веками, и защищал Младич. Слова генерала о том, что его армия – это весь народ Республики Сербской, были это не просто словами! Народ, не мыслящий себя в отрыве от Сербии – в составе вымороченного, искусственно созданного, чужого и чуждого государства – поднялся в бой за свою землю, свои дома, свою историю.

     

Младич объяснял журналистам: «Вы должны понять суть конфликта. На нас напали наши соседи, люди, рядом с которыми мы прожили всю жизнь. Это война соседей и бывших приятелей, которые, однажды проснувшись, начали убивать друг друга». У самого Младича в Сараеве находился дом. Во время боев генерал наблюдал с горы, как его стены пожирает пламя.

     

Младич не знал поражений в бою. Не только в силу полководческого таланта (одно из его прозвищ в прессе – «Сербский Наполеон»). Он знал цену этой войне: «Если мы проиграем эту войну, то потеряем все!». Количество его врагов, в том числе и в Югославии, росло. Его решили подавить морально. Абсурдные обвинения в несовершенных преступлениях и жестокостях стали появляться не только в иностранной, но и в югославской печати.

     

Когда Скупщина Республики Сербской рассматривала план Вэнса-Оуэна (по которому сербам оставляли около 40 % территории Боснии и Герцеговины, то есть они должны были отдать более 20% контролируемой территории), Младич выступил перед депутатами и убедил их не поддерживать этот план. Генерал напомнил, что сербские границы в Боснии «размечены» сербской кровью, и никто не имеет права их менять, а главное – со своей территории уходят только армии, потерпевшие поражение.

     

Западные СМИ рисовали и рисуют генерала отъявленным исламофобом. Сам же Младич в интервью греческим журналистам в 1996 году напоминал, предупреждал и предостерегал: «Америка очень умело использовала войну в Заливе, войну здесь, на Балканах, войну в Чечне, и пытается столкнуть лбами православие и ислам. Мы должны отдавать себе отчет в том, что православие не должно попасть в эту западню».

     

С началом югославских событий 1990-х гг. западные СМИ (а за ними и 99% российских) стали возлагать всю вину за разжигание войны на сербов. Как писал американский журналист из «Нью-Йорк таймс» Д. Байндер: «Доминирующим было сравнение с холокостом. Первым это сравнение употребил Эли Визел, а до этого все время говорили о геноциде. Если преобладает концепция холокоста, то можете себе представить, как радуются люди, когда найдут холокост, который сделали сербы». Все это выглядело, по меньшей мере, странным, ибо, как раз главный противник сербов, президент «демократической» Хорватии Туджман, вступая в должность, объявил на весь мир, как он горд тем, что его жена – не сербка и не еврейка. «Охотник за нацистами» Симон Визенталь заявил в 1993 г. что Хорватию можно назвать фашистской, и чтобы убедиться в этом, достаточно прочитать «антисемитские произведения ее президента».

     

То же и с Боснией. Широко известно, что Изетбегович в годы второй мировой войны помогал организовывать боснийскую мусульманскую 13-ю дивизию СС, «отличившуюся» зверствами против сербов. После войны он был приговорен к трем годам лишения свободы как военный преступник. Но и это никого не смущало. Его даже пригласили в РФ на празднование 50-летия Победы.

     

Так что попытка Младича пробить брешь в кольце клеветы, когда в интервью израильскому журналисту он сравнил судьбы сербов и евреев в ХХ веке, была обречена на провал. Приговор сербам уже был подписан на самом высоком уровне. На них и только на них налагались санкции, их и только их бомбили…

     

Из интервью Младича: «Я глубоко сочувствую своим братьям [в Югославии], подвергнутым международной блокаде и терпящим лишения вследствие введенных санкций. Это преступление, совершенное против них лицемерным международным сообществом. Самая большая победа сербов в этой войне заключается в том, что первый раз с тех пор как ведутся здесь войны, ни одно сербское село не дралось с другим сербским селом. Трагедия сербского народа в том, что есть сербы, которые борются и умирают ежедневно, а есть сербы, отстраненно наблюдающие за всем этим. Но я также не могу простить моим братьям их индифферентности к кровавой войне, захватившей всех нас. В июне 1992 года гибли боснийские сербы. Более сотни сел полыхало на нашем берегу Дрины. Этих деревень больше не существуют… Женщины и дети – убиты. Стариков и старух живьем бросали в бушевавший огонь, сжигавший их дома. Я облетал на вертолете эти районы. Даже мои ко всему привыкшие глаза не могли поверить в то, что я видел – там внизу было страшно. А потом, случайно, я посмотрел на другой берег Дрины – ее ширина здесь всего сто метров – и увидел моих соплеменников, сербов, играющих в футбол. Болельщики шумели и кричали, подбадривая свои команды. Стояли парни, обнимая своих девушек. Тогда я почти готов был нарушить свой обет не хвататься за оружие. Если бы имел бомбы, сбросил бы на них. В отчаянии я понял, что у нас, сербов, нет национальной программы, мы недостаточно объединены. Шестьсот лет мы боролись против турок, потом два раза против немцев, но мы так и не стали единым народом».

     

Уже  в начале войны в Сараево был подожжен дом генерала. Младич видел с горы Враца, как он горит в Пофаличах. Был страшно обеспокоен, так как не знал, сумели ли выбраться оттуда мать, жена, дети и брат. Семье Младича спастись удалось. Между прочим, о готовящемся погроме им сообщил приятель Младича, сосед-мусульманин Хамид Дуракович. Родные Младича ушли из дома буквально в одних тапочках. В тот день началась резня сербов в пригороде Сараева – в Пофаличах. Именно здесь и был его дом. Резню организовал и возглавил известный сараевский уголовник Юсуф Празина. Заместитель Изетбоговича Эюб Ганич давал Юсуфу команды по рации: «Убивайте сербов и их солдат без пощады, грабьте и сжигайте их!.. Сербские скоты не должны ходить по Сараеву! Истребляй их, Юко!»

     

И вот Младич смотрел на свой горящий дом. Смотрел с расстояния меньше километра. Вокруг генерала стояли его соседи сербы, покинувшие свои дома в Пофаличах, теперь взявшие в руки оружие. У одного из них, который был у Младича шофером в Охриде, тогда убили отца и дядю. Позже, на той же позиции, один из бойцов подошел к Младичу и сообщил ему, что смотрел по телевизору, как 16-летний сын того самого соседа Хамида Дураковича хвастался поджогом генеральского дома, сказав: «Все Младичи успели бежать, а дом нет!» Бывший здесь артиллерист мгновенно взял на прицел дом Хамида и, обратившись к Младичу, произнес: «Господин генерал, Вам принадлежит честь сделать выстрел!» Младич подошел к оптическому прицелу и как на ладони увидел дом соседа. И отказался стрелять…

     

Из интервью Младича: «Мы не вели войну против всего мусульманского или хорватского народа. Приведу вам пример. В 1993 г. во время войны между силами хорватов и мусульман, когда хорватское население Центральной Боснии оказалось под угрозой уничтожения, сербский народ и его армия оказали хорватам помощь. Мы приняли их на своей территории, а впоследствии все эти хорваты, включая и хорватские вооруженные формирования с их оружием, были пропущены на хорватскую территорию. Всего более 20 тыс. человек. Должен обратить внимание на разницу между нами и хорватами. Мы переправили их через Купрес в Ливно на их территорию. А спустя меньше, чем через год они напали на нас именно с этих позиций и им удалось захватить Купрес. Мы помогли в 1993 г. и мусульманам пережить трагедию в Мостаре. Благодаря нашей помощи им удалось уцелеть. Одна из воюющих сторон – мусульманская армия Фикрета Абдича. Она располагает значительным военным потенциалом. В ходе тяжелых сражений с 5-м корпусом правительственных сил Абдичу удалось сохранить контроль над частью территории, консолидировать и реорганизовать силы и начать новую успешную военную операцию. Отношения мусульман Абдича с Изетбеговичем такие же, как у сербов, поскольку Изетбегович вел войну не только против нас и хорватов, но и против своего собственного народа. Заслуживает внимания тот факт, что у Абдича много меньше солдат, чем у Изетбеговича. Но на первых выборах в Боснии, состоявшихся перед началом военных действий, за него проголосовало гораздо больше мусульман, чем за Изетбеговича. Абдич с самого начала придерживался близких нам взглядов: он искал решение проблем не на поле боя, а за столом переговоров. Сербская армия всегда помогала хорватскому и мусульманскому гражданскому населению. Скажите мне, где войска противника помогали нашему народу? Назовите мне хотя бы один такой пример?».

     

     

Главным среди многочисленных дел, которые хотят «пришить» генералу, является дело о массовом убийстве якобы по его приказу мирных мусульманских жителей из городка Сребреница. Мы уже много писали об этом, скажем лишь пару слов.

     

На непричастность генерала к каким бы то ни было военным преступлениям указывает множество прямых и косвенных свидетельств, как нейтральных наблюдателей, так и недругов генерала.

     

Из интервью генерала Младича: «Задаю себе вопрос, почему люди CNN снимали меня с мусульманским ребенком на руках, когда я выходил из Сребреницы, но эти кадры так никогда и не были показаны? Жесты доброй воли сербов никогда не протоколируются»…

     

И еще отрывок: «Немцы хотели бы, чтобы были забыты их зверства во время первой и второй мировых войн, они придумывают зверства, которые якобы совершили мы, и раздувают антисербские кампании. Свои расчеты и у Америки. Они тоже хотели бы, чтобы мир забыл после этой войны их преступления в Хиросиме, Нагасаки, Вьетнаме, Камбодже, Ираке и т.д.

     

Все, что я совершил в жизни, я делал не ради того, чтобы кому-то понравиться. Все, что я делал, я делал согласно моим личным убеждениям и во имя интересов моего народа. И в этой войне я стремился защитить жизнь людей, солдат, офицеров, не думая при этом о своей собственной жизни. Мой народ был моей армией, а я – маленький сын этой огромной армии.

     

Много раз в этой войне моя жизнь подвергалась опасности. Но о своей жизни я никогда не беспокоился – ни до войны, ни во время войны. Не думаю о ней и сейчас, когда война окончена. Каждый, кто родился, должен умереть. Такова воля природы и Бога. Несмотря на все старания и достижения медицины природу изменить нельзя. Это естественно, что каждый должен умереть. Нет бессмертных людей в физическом смысле, но есть бессмертные люди, благодаря своим делам, совершенным ими при жизни».

     

Будучи уже в международном розыске, но находясь пока еще в Белграде, генерал мог бывать на могиле дочери Анны. Ее убили в марте 1994 года, по странному стечению обстоятельств почти сразу же после возвращения из Москвы. В России она мечтала побывать всю жизнь. Дело обставили так, будто это было самоубийство. Но дочь Младича не могла этого сделать, она просилась поехать с ним в Боснию, в Республику Сербскую, на передовую. Нет, мягко, но решительно говорил ей отец, пусть сначала сдаст эти последние экзамены, а потом приезжает на фронт, как это уже бывало раньше.

     

Она училась на медицинском факультете, стремилась на фронт, не куда-нибудь в тыловую больницу, она хотела оказывать помощь бойцам армии ее отца. И этому есть множество свидетелей. Зачем врач, проводивший вскрытие, заявил, что это было самоубийство, известно ему одному. И пусть будет на его совести. После смерти дочери Младич сказал друзьям: «Со смертью дочери у меня отняли три четверти жизни, но и оставшуюся четверть я даром туркам не отдам!».

     

Из интервью генерала Младича: «..Нет, моя Анна не сделала бы этого… У нас в доме было три пистолета, а она направила на себя именно этот… Этот, который я получил как лучший воспитанник Академии. Тогда семья подарила мне перстень, с которым я не расстаюсь, а Академия – пистолет. Тогда мы договорились, что из этого пистолета будем стрелять только тогда, когда в семье Младичей будут рождаться наследники. Тогда Анна подумала и сказала, что не будет менять фамилию, если выйдет замуж, чтобы появление и ее сыновей оглашалось выстрелами из этого пистолета… Нет, моя Анна сама не могла этого сделать…»

     

Навещал он могилы своих боевых товарищей. В июне 1996 г. он присутствовал на похоронах своего соратника генерала Джордже Джукича (первой жертвы гаагского судилища), что вызвало гнев и раздражение мировых масс-медиа. На той печальной церемонии к нему походило множество сербов со словами поддержки, и буквально с требованиями не сметь сдаваться в гаагское судилище.

     

Однажды австрийский канцлер Меттерних спросил у сербского князя Милоша Обреновича, явно желая унизить его: «Говорят, что Вы были свинопасом?» На это сербский князь ответил ему: «Да, но если бы свинопасом были Вы, то им бы и остались!

     

Эта цитата как нельзя лучше характеризует отношение «цивилизованного мира», съедаемого всеми возможными болезнями современности, к фигуре человека, которого этот «мир» не понять, не принять не смог и не мог. Выходец из деревни, всю жизнь учился военному делу на Балканах, а тут не разгромить его, не убить.

     

Обвинения гаагского судилища когда-то будут выброшены в мусорную корзину, сгинут в бездну забвения и небытия имена врагов и клеветников генерала, а имя Младича навсегда останется символом сербского сопротивления, символом непокоренной Сербии.

     

 




Просмотров: 2926